…О времена… о нравы…

Сегодня уважаемый читатель мы с вами поговорим о богеме:

Богема, богема, богема… творческие люди, прожигающие жизни в горьковатом тумане  кокаина, стоя по колено в алкогольном море-океяне, предаваясь блуду и содомии, но… поголовно уверенные в том, что именно через их-то уста глаголет сам Бог и Провúденье…

Эти замшелые старички, с лысиной обрамленной седым венцом воинственно торчащих волос, в смешных старомодных пиджаках и непременных шарфиках на кадыкастых морщинистых шеях, с возгласом: - «Матка Боска Ченстоховска» - начинающих (к месту - ни к месту) цитировать длинные стихи никому неизвестных (а скорее всего свои) поэтов…
Эти пьяненькие разнузданные молодые люди с нарочито дурным поведением, в котором окружающие должно быть обязаны замечать протест гения, брошенный чванливому обществу потребления… и такие жалкие, плачущие, размазывающие по роже кровавые сопли, когда это самое общество пúздит их где-нибудь по подворотням…
Эти поголовно некрасивые и неухоженные женщины, вызывающе безвкусно одеты и дурно пахнущие, без устали смолящие по углам дешёвые сигареты, но с «красивым и богатым внутренним миром». Они с брезгливым ироничным сарказмом поливают всех и вся грязью. С легкостью, за пластиковым стаканчиком трёхсемёрочного портвешка, рассуждают о «таланте» тех или иных творческих деятелей, о которых вы никогда почему-то не слышали, и (в очередной раз) быстрее всех безобразно напившись, пытаются сделать вам минет, не смотря на присутствие в комнате большой компании… не смотря на ваше полнейшее нежелание… и то, что вы вообще-то не один, а с женой и она ненадолго вышла в туалет…

И, тем не менее, богема снисходительно берёт под своё крылышко всё больше и больше молодых дарований…

В нашем достопочтенном городке N-cке, находящемуся за тысячи вёрст от центра, тоже естественно есть «богема» - менее яркая и эпатажная, нежели столичная – но тоже пьяная и разгульная… Какая-никакая, зато своя…
И вот наша - с позволения сказать - богема решила устроить местную ярмарку тщеславия: вручение премии – Периферийный Талант России 200…(не хухры-мухры!). Но провести её задумали ярко, с помпой, с приглашёнными VIP гостями из столицы и «раздачей слонов»  по большей части себе любимым (за былые заслуги)… и чуть-чуть крох с барского стола - молодым талантам…

Раздобыли под это дело из бюджета округа денег. Немалую сумму, кстати сказать. Кинули клич через СМИ:  - «Э-ге-гей, таланты из глубинки шлите свои стихи, прозу, эссе и т.д., занимайте места,  а мы вас премируем за победу Статуэткой!.. и денежкой конечно, в размере ХХ рублей». – И понеслась…

К оговорённому сроку члены комиссии, переработав присланное (а креативов, к удивлению, оказалось немало), отобрали претендентов на премию в различных номинациях…
Тут, наверное, к месту будет упомянуть то самое Провидение… или Рок… или попытаться объяснить дальнейшие события стечением каких-либо обстоятельств или чем-то там «свыше», но… в жанре: «Короткая Проза» сошлись две претендентки -  мало того, что имена у них были одинаковые - обе Людмилы - так ещё и рассказы одинаково названы: - «Волки». В принципе на этом сходство и заканчивалось, но видимо сама казуистичность ситуации вызвала живейший интерес именно к этой паре претендентов и со стороны жюри и со стороны простых обывателей…

Здесь автор полагает нужным дать более развёрнутое объяснение для лучшего понимания читателем сути дела: Обе эти женщины были прямо таки диаметрально противоположны друг другу по своей натуре. Ну не знаю… как плюс и минус. Они были, во-первых, разного возраста и поэтому для простоты так и будим их величать - Людмилы Старшáя и Младшáя…

Так вот, Людмиле Старшóй было где-то около сорока, ну может быть плюс-минус пару-тройку годков. Это яркая, перегидрольная блондинка с всегда стильной, уложенной стрижкой, такая чуть-чуть в теле и с выдающимися (в прямом смысле) формами. Она любила, и главное умела, нравиться мужской половине, подчёркивая свои достоинства либо декольте, либо глубоким вырезом юбки на бедре, либо другими женскими штучками. Такая, знаете ли: - «Уух… я б ей вдул» - в высшей степени ебабельна (надеюсь, что читатель не станет обвинять меня в сексизме). Мужчины так и вились вокруг неё, пуская слюни и кто-то, смущённо прикрывая обручальное кольцо на безымянном пальце, с лёгким покашливанием на «мягких лапках» старался «подкатывать яйца», а кто-то просто мечтая о ней, отчаянно онанировал (в основном  рукоблудию предавались томные вьюноши, ибо Старшáя по роду деятельности была школьным учителем русского языка и литературы).

Что же касаемо написанного ею, то это был добротное и даже местами филигранно исполненное произведение, в котором, очень убедительно была выписана история:  о деревенском мальчугане лет двенадцати, который повёз своего отца с острым приступом боли в брюшной полости (подразумевался аппендицит) в ближайший райцентр зимой на мотоцикле. В пути на трассе произошла поломка… вечерело… из леса появляется стая волков с намерением покушать людей… Отец, естественно, никакой и мальчонка один держит оборону. Затем переходит в контрнаступление и даже убивает кого-то из представителей волчьей стаи чуть ли не голыми руками. Но радость победы омрачается: отец всё же оттащен в сторонку и ополовинен волками… и позже приходит осознание того, что стая специально подставила ему «жертву» отвлекая  внимание от родителя…
Открытый конец предполагал размышление о дальнейшей судьбе героя… Единственное, что, на мой взгляд, портило повествования - это какая-то бабская манера подачи материала - все эти переживания чувств на грани «гипер»… какая-то «разнюниность» рассуждений… и прочее-прочее-прочее…

Людмила же Младшáя была типичным представителем «серых мышек»: невзрачная, некрасивая, в очочках и с собранными в конский хвост на затылке пучком сальных волос. Излюбленная одежда, таскаемая ей месяцами - это свитер и тёмные узкие джинсы. Знаете из таких особ, которых изредка встречаешь бредущими тёмными коридорами запасников Ленинских библиотек, под завязку нагруженными толстенными фолиантами (скорей всего изречения каких-то там мыслителей живших ещё при царе Горохе), поддерживая при ходьбе кипу тонким девичьим подбородком. И даже если хрупкие женские руки не выдерживают тяжести ноши, и книги эти, ни с того ни с сего, вдруг именно вам валятся прямо под ноги - Вы (почему-то?) торопливо отведя глаза в сторону… как бы в глубокой задумчивости… как бы не замечая, обходите «мышку» и… трусите себе дальше по коридору «по своим неотложным делам», даже может быть тихонько насвистывая что-то очень легкомысленное, сразу же забыв о своём… э-э… далеко немужском поступке…

Рассказ Младшóй был короток  и… э-э… как бы это сказать… чуть странноват, что ли? По-крайней мере, ваш покорный слуга мало что понял из прочитанного: какая-то заумь о некой связи шумерских богов и тибетской Шамболы с нынешней действительностью.  Множество скрытых аллюзий, идиом и хитрых интерпретаций подводили читателя к умозаключению: человек человеку – волк… вот такая муть… или чтиво для более сложных натур, нежели я.
Хотя некоторые литературные эксперты высказывали мнение, что это – БОМБА!!!  а может быть даже и - русский Буккер – но честно говоря, доверие к словам этих «экспертов», в силу их очень юного возраста и кругу вращения (близкого непосредственно с автором креатива), было, мягко говоря - вообще никаким… Ну да не об этом речь…

Итак, всё действо проходило в местном театре Оперы и Балета. Помпезное здание 50-х годов, с колонами и анфиладами превратилось на время в место, где собрались лучшие из лучших  от богемы, и от административного бомонда (видимо с этим условием – под балдёжку – были выделены средства). Из столицы VIP представителем прибыл некто Слоповский Фёдор Моисеевич, очень известный в определённых кругах (читай – неизвестный никому) творческий деятель, писатель и критик. Лёд отчуждения (обманули!!!) возникший сразу же при проявлении Слоповского был им же и растоплен в считанные часы. Фёдор Моисеевич оказался сухеньким старикашкой: щёгольски одетым (сюртук а-ля мироновский Остап Бендер) и вкусно благоухающим, весь из себя подвижный и смешливый, без этого налёта барщины присущей москвичам и питерцам. Охарактеризовать его можно в двух, нет трёх словах – врун, болтун и хохотун…

Слоповский, раздавая направо и налево комплементы дамам всех возрастов, заразительно смеялся над дежурными и «бородатыми» шутками записных «юмористов» и сам болтал без умолку, рассказывая смешные случаи из жизни замечательных людей, именуя их запросто, панибратски: - Ну, тут я ему и говорю – Саня (Солженицын – прим. авт.*), ты не прав!.. Олежка (Табаков – прим. авт.*), он же меня постарше будет…  - И все эти Генки (Хазанов*), Витьки (Астафьев*), Марленчики (Хуциев*) наполняли слушателей невольным благоговейным трепетом перед столичной (уже) «шишкой». И  даже легкое разочарование охватило присутствующих  после того, как Слоповский, единогласно выбранный председателем жюри, поинтересовался месторасположением клозета. «Как?» - думали многие. – «Неужели этот небожитель писает и какает как мы? Чудно…»

* * *
Фёдор Моисеевич отдыхал в номере после тяжёлого, трудового (без всякого преувеличения) дня. Все эти встречи с устроителями премии, презентации, концертные программы несколько утомили его своей махровой провинциальностью, серостью, безвкусием… но задаток надо было отрабатывать. А то, что он абсолютно случайный человек на этом празднике – это уже, извините меня, дело десятое… сами позвали неразобравшись…

Развалившись прямо в одежде и обуви на кровати, Фёдор Моисеевич нестерпимо скучал и желал только одного – поскорей бы уехать домой и желательно с обещанным гонораром. Недурственным, надо сказать. Уж он-то найдет деньгам достойное применение: во-первых…
Из сладких денежных грёз старика выдернула дребезжащая телефонная трель. Спустив ноги с кровати и присев поближе к прикроватной тумбочке, на которой расположился аппарат, Фёдор Моисеевич снял трубку: - Алло.
- Алло, здравствуйте. А Фёдора Моисеевича Слоповского могу услышать? – спросил женский голос.
- Он у аппарата, слушаю.
- Фёдор Моисеевич здравствуйте. Меня зовут Людмила. Я, как бы вам сказать… э-э… номинирована на одну из премий… с рассказом «Волки».
- А-а как же, как же, читал-с… - ничего, естественно, не читая, лгал председатель. – И чего же вы хотите, милая леди?
- Я даже не знаю… э-э… дело в том… м-м… мы бы могли с вами встретится?
- Зачем? – растерялся ужаснувшийся Слоповский, перебирая в уме варианты своего возможного фиаско.
- Видите ли я… очень, очень хочу победить и готова… на всё, - промурлыкал женский голос.
- В смысле?
- Ну… в прямом. Допустим, я могла ба раскурить вам сигару, если вы понимаете, о чем я? – женщина была до крайности навязчива.
- Э, простите, не понял. Какую ещё сигару?
- Ваш бам-бук, - по слогам, на придыхании выговорила женщина. – Так понятней?
- А-а, вон чё... А Вы знаете, почему бы и нет? С удовольствием встречусь и побеседую с вами, – Слоповский даже привстал с кровати, вытирая тыльной стороной ладошки, внезапно пересохшие губы. – Скажем часиков в восемь… Вас устроит?
- В восемь? Договорились, - на том конце дали отбой.

До назначенного времени оставалось ещё три часа, и Фёдор Моисеевич какое-то время бесцельно бродил, шаркая ногами, по гостиничному номеру, не зная чем же себя занять, что б унять охватившую его внезапную дрожь. В конце концов, накинув плащ, он вышел из номера, спустился в аптеку, находящуюся на первом этаже и приобрёл две таблетки «Виагры» крупной граммовки. Вернувшись в номер, долго плескался в ванной с различными благовониями в изобилии находящимися в баночках здесь же на полочке.
Накинув, любезно предоставленный гостиницей, банный халат на голое тело Слоповский принял одну таблетку «Виагры» и ещё какое-то время посвятил просмотру порносайтов различных тематик в интернете. Где-то минут за сорок Фёдор Моисеевич, для большего куража, решает взбодрить себя ещё и кокосиком, который неизменно возил с собой в ёмкости, ловко сделанной с подлинной имитацией  карманных часов. Очень удобно: во-первых не вызывает подозрений и всегда при нём...

Осторожный стук в дверь застал Фёдора Моисеевича как раз нагнувшимся для принятия во-внутрь второй дорожки белого порошка, аккуратно разделанной на прикроватной тумбочке. Чертыхнувшись - «Чёрт! Раненько чего-то…» - Слоповский поспешил к двери, вытирая на ходу нос: - Иду, иду-у… айн момент…
На пороге стояла молодая, не очень, а если честно – вообще не красивая девушка с толстой тетрадкой в руке: - Здравствуйте, вы – Фёдор Моисеевич?
- Людмила? – Слоповский был разочарован (и это мягко сказано), и если б не перманентное возбуждение, он наверняка эту встречу попытался бы сразу же прервать. – Проходите, прошу вас...
Девушка нерешительно вошла, а Фёдор Моисеевич как радушный хозяин, подхватив её под локоток, провёл в гостиную и усадил на диван.
- Душа моя, желаете может выпить?.. Виски? Коньяк? – старикан открыл бар, наливая себе коньяку с избытком в пузатый бокал. 
- Мне, если можно, воды… минеральной, – девушка смущённо осматривала убранство гостиничного номера.

- Итак, что вас привело? – решил действовать после выпитого Фёдор Моисеевич. – Смелее, смелее дитя моё.
- Уважаемый господин Слоповский, - начала уж больно официально Людмила, даже привстав с дивана. – Мы, группа молодых авторов, хотели бы передать в ваши руки некоторые тексты научного… и не только… характера. Дело в том, что здесь нас душат, цензура там, а Вы, может найдёте более достойное им применения или передадите в достойные руки понимающих людей…
- Ну что ж давайте полюбопытствуем, - Фёдор Моисеевич принял из рук девушки тетрадь, и якобы углубившись целиком в чтение, уселся в кресло напротив, да так что полы халата разъехались в стороны, оголив его вздыбленное мужское достоинство. Пряча глаза за тетрадкой, он пристально наблюдал за девушкой. Та напряжённо застыла, не двигаясь с места, и не отрывая взгляда от паховой области Слоповского.
«А-а… удивлена…» - удовлетворённо подумал Фёдор Моисеевич. Размер его члена (довольно внушительный) был жизненной гордостью этого человека. – «То-то же…» 
Старикан резко привстал и, начав что-то зычно декламировать из написанного в тетрадке, подошёл вплотную к девушке, встав специально так, что б его член оказался напротив её лица: - Мистификация присущая  ацтека… Людмила давайте, делайте вещи…
- ..Э-э.. Фёдор Моисеевич, я, наверное, давайте пойду?.. - и девушка как ошпаренная вскочила с места собираясь рвануть в сторону двери…

Председателя жюри вдруг охватила такая обида за потраченное время… деньги… неимоверное количество сил к возбуждению, а затем и дальнейшего его поддержания в «боевом» состоянии… и, в конце концов, за жестокий обман его ожиданий и чаяний…  Он резко схватил девушку за руку, притягивая к себе, и ударом под дых сбил её на колени: - Куда, блять, сука… стоять!..
       
Девушка взвизгнула и пыталась отбиваться, но, схватив Людмилу за волосы, он удерживал её на коленях. Людмилина голова вернулась на уровень вздыбленного естества и Слоповский начал водить им по её губам...
- Давай, начинай! Не нервируй меня…
Она на секунду заколебалась, но предприимчивый Фёдор Моисеевич ткнул своим органом ей прямо в губы. Девушка инстинктивно их крепко сжала, но увидав тут же занесенную для удара руку мужчины, раскрыла рот.
- Оппаньки… Давай-давай красавица…
        Председатель пихал член ей мимо зубов, вдоль языка и вниз по горлу, заполняя весь её рот. Девушка почти не могла дышать, но не сделала никаких попыток вырваться…
- Соси-соси, - просил Фёдор Моисеевич, - и заглатывай- заглатывай...
Он чувствовал, как женский рот плотно облегает его детородный орган, чувствовал нежное напряжение всасывания, трущееся движение языка. Пожилой мужчина схватил её за голову и начал быстро насаживать с силой на свой член. Толчки сильно мотали голову Людмилы и очочки на её лице, сначала кривенько покосились, а затем и вообще упали на ковер гостиной. Слоповский криком и понуканием заставлял её держать глаза открытыми, чтобы она могла видеть всё действие, и сам с огромным наслаждением смотрел в её глаза, полные слез. Руками он держал девушку за волосы, управляя движением  её головы…
Через какое-то время Фёдор Моисеевич почувствовал внутри себя накатывающуюся волну приближающегося экстаза, и крепче прихватив Людмилину голову, напряженно насадил её глубоко на член. Людмила видимо поняла конечность ситуации, но высвободиться не пыталась и только покорно наклонила голову…
Фёдор Моисеевич смачно кончил. Даже в былые денёчки такого обилия он давненько уже не мог припомнить. Девушка захлебнувшись, попыталась вытолкнуть его орган изо рта, но только попыталась, продолжая сосать и глотать со скоростью, на какую только могла, но всё ж тонкая струйка спермы потекла вниз по ее подбородку…

Обессилено повалившись на диван, Фёдор Моисеевич отпустил волосы молодой женщины. Он сразу же почувствовал всю гадливость этой дурацкой ситуации, ощущая себя полной сволочью. Уткнувшись лицом в обивку дивана, мужчина сиплым голосом произнёс: - Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, дитя моё?..
Людмила, сдерживая рыдания, почуяв свободу, вскочила на ноги и стремительно выбежала из номера, хлопнув входной дверью. Слоповский так и остался лежать на диване, прикрыв глаза, шумно дыша через рот… и через какое-то время в этой же неудобной позе сладко задремал…

Из дрёмы его вывел деликатный стук в дверь. Фёдор Моисеевич, с трудом разлепив вежды, всё же решил открыть, на ходу поплотнее запахнув развивающиеся полы халата. На пороге его номера стояла шикарная блондинка средних лет:
- Фёдор Моисеевич? Здравствуйте.
- Здравствуйте,- не очень дружелюбно буркнул старикан. Он чувствовал себя как разбитое корыто и меньше всего хотел сейчас общения с кем бы то ни было.
- Э-э… Мы с вами договаривались о встрече…- начала женщина.
- Разве? А вы кто? 
- Ну как же?.. Я – Людмила… мы же по телефону, – женщина была в явном замешательстве и, списывая его забывчивость на старческий склероз, стал говорить громче и почему-то по слогам. – Я Вам зво-ни-ла… помните… ну… - и уже в отчаянье, не видя в старческих глазах и тени понимания произнесла кодовые слова – Бам-бук…курить…

Фёдор Моисеевич просто стоял и слушал. Он сразу же всё понял, и ему было отчего-то очень не по себе:
«Ой-йо-йой… как некрасиво получилось-та-а… ой какой конфуз… а чё же теперь де-елать?..»

- Вы знаете Людмила, - наконец начал он после продолжительной паузы. – На счёт выкурить сигару… табачок-то, доложу я вам, уж больно сыроват. Растянете ли?..
- О-о, - Людмилу отпустило охватившее её напряжение. «Помнит, слава богу…» – Вы меня плохо знаете, уважаемый Фёдор Моисеевич… Сделаем…- и решительно вошла в номер.
Прикрывая за ней дверь, председатель был озабочен только одним – выдержит ли его бедное, больное сердечко, если он ещё раз, прямо немедля, взбодрит себя кокосиком…

* * *

Подняться за премией на сцену лауряту помог какой-то молодой человек, поддерживая её за талию. Молодая девушка что-то невнятное, всё время, прикрывая свой рот платком, пробубнила в микрофон и удалилась восвояси.
В кулуарах шептались, что вчера вечером с ней случилась безобразная истерика видимо на нервной почве. Даже пришлось срочно делать ей успокоительные уколы. Весть об этом распространилось с бешеной скоростью (а что вы хотели? маленький городок), и может быть именно поэтому, председатель жюри  господин Слоповский, произнося речь, где с лёгкостью оперируя такими понятиями как авантюрность текстов Ильфа и Петрова, мужественностью произведений Хэмингуэя и трепетным отношением к женщинам Сервантеса попросил коллег присудить премию в номинации «Короткая проза» Людмиле Малóй. Никто ничего из его пламенной речи не понял, но коллегам в жюри было откровенно чхать кто победит - на том и порешили, дабы не огорчать председателя…

Стоит упомянуть об ещё одном инциденте, произошедшем позже, сразу после закрытия церемонии. В гардеробной к Людмиле Малóй подошла её недавняя соперница по номинации и что-то шепнула ей на ухо, после чего у победительницы опять случился нервный срыв и припадок. Её даже пришлось срочно госпитализировать…
На мой вопрос, в нашей приватной беседе: - Что же Вы такого ей сказали? – Людмила Старшáя спокойно, вскинув бровь вверх, ответила:
- Да ничего особенного. Я просто поздравила её с победой… сказала, что она далеко пойдёт, ссучка… и вернула ей очки…
         

И. Гилие © март 2009