Однажды, если в небесной канцелярии что-то напишут не так, засмотряцца или секретарь уснет на печатной машинке, я проснусь жопой Дженифер Лопес. Угу. Проснусь красивой такой упругой ореховой жопой. И даже нифига не расстроюсь. Потому что на меня никогда в жизни никто не будет пялицца, как на жопу миссис Батт. И я буду смаковать мужские взгляды, удивления и восхищения, пока Джен будет старательно вилять мной из стороны в сторону, пиздуя завтракать в модное кафе.

А в кафе она пристроит меня на мягкий диван и закажет по моему велению палку докторской колбасы, гороховый суп, тушеную капусту, батон белого хлеба, а на десерт килограмм конфет «Радий» и шесть литров настоя шиповника.
- Что то вы сегодня, Джен, какая то странная – подозрительно скажет официантка.
- Все в порядке – улыбнется Джен и громко пукнет.
- Вы что?! – удивится официантка – Вы же, Дженни, не пукаете!
Джен покраснеет и пукнет еще раз, и, сгорая от стыда, поскачет в туалет.
Там она долго будет изучать свой подозрительный филей, усядется на холодный унитаз и попытается выдавить из себя какашку. Я сожмусь и нихрена ей не позволю, и мне будет немножко стыдно, но приятно делать пакости самой миссис Батт.
Джен выйдет из туалета и гордой походкой попиздует к выходу, но на выходе встряхнет волосами, улыбнется и снова, неожиданно для себя, раскатисто пёрнет.

Через полчаса сбежится толпа журналюг и фотографов, а Джен будет громко пердеть в камеры, краснеть и задвигать речи о пользе пердежа для женцкава организьму.
На следующий день Джен очень расстроится, прочитав свежую прессу. К обеду она посмотрит эфиры и захочет удавиться, а к вечеру удавится. Впрочем, на следующий день воскреснет и все забудут об этом маленьком недоразумении.

И лишь я буду уныло прятать сиськи в свитер, натирать свой целлюлитный зад кремом и тешить себя воспоминаниями о том, что когда-то всего один день я была упруга и прекрасна. Как жопа миссис Батт.