Компания шагала быстро. Впереди
Володька, следом Граф. За ними
Томка поспевала еле-еле
и была вынуждена даже пробежаться,
несмотря на годы и т.д.
В тридцать с небольшим она успела
многое, пожалуй пережить.
Трижды замужем была, судима.
От тюрьмы наличие детей
только и спасло, которых вскоре
в интернат забрали, а ее
попросту лишили материнства.
И теперь она свободна. В сумке
две бутылки. “Скоро ли придем?” -
начинала ныть. Кривился Вовка:
“Отвяжись. Ты лучше вот у Графа
расспроси, куда он дел доллары.
Сам вчера трепался, что надыбал
кошелек с “зелеными” на рынке.” 
“Ладно, хватит”, - огрызнулся граф,
он же ранее судимый Слава
Гвоздиков: “По пьяни трепанулся.”
Тут навстречу двое их знакомых.
Томка даже чуть не поперхнулась
от обиды, ведь на пятерых
литр теперь делить придется. Некто
предложил зайти на хату. Встретил
их хозяин, вроде как старик.
Пригласил, принес стаканы, закусь.
Выпили, заторнули. “Теперь,
ваш черед, ребята”, - буркнул Вовка.
Сбегали. Вернулись. Самогон.
Три бутылки. Сразу оживились.
Томка даже Графа обняла,
лобызнула. Тот ответил тем же.
Вовка угрожающе: “Отстань,
стерва. Порешу, и не успеешь
пикнуть”. Коллектив оторопел.
Выпили еще и захмелели.
Томка почему-то рядом с Графом
оказалась. Начала опять
приставать с расспросами, за что же
все-таки его прозвали Графом.
Тот придвинул стул, но дерзкий Вовка
снова встрял: “Так сколько же ты баксов
приволок с базара?” И в вопросе
явная угроза прозвучала.
Назревала драка и хозяин
дома предложил на мировую
по чуть-чуть. Кирнули. Порешили
перекур устроить во дворе.
В комнате остались Томка с Графом.
Он ее естественным макаром
в комнату соседнюю, к кровати.
Та и не противилась. Однако,
тут вошел хозяин. Ухмыльнулся,
искоса так как-то посмотрел
и опять на улицу. Володьку
отозвал, шепнул: “Твоя там с этим...”
Вовка не дослушал до конца.
В дверь рванулся, нож схватил, которым
сало резал. “У, падлюга!” - рыкнул.
Графа повалил и - хрясь! - с размаху
нож в него. Потом еще, еще...
Томку за шкирятник и на кухню,
там уже другие собрались.
Где же Граф? “Да я его немного
проучил, чтоб к Томке не совался.
И тебе еще вломлю,”- добавил
в сторону Тамары. По последней
пропустили. Вовка со своей
пассией домой заторопились
и ушли. Оставшиеся вскоре
посмотреть решили, что там с Графом.
Заодно его попотрошить,
точно ли “зеленые” надыбал.
На спину его перевернули.
Весь в крови. Обшарили карманы.
Пусто. То ли с пьяну, то ли с пылу
кореш с одурелыми глазами
вдруг схватил полено возле печки
и ударил Графа по лицу.
Хрустнуло, но он опять ударил.
Бил, пока не выдохлась рука.
Граф не шевелился. Оклемались.
“Забирайте своего дружка
и шуруйте,”- произнес хозяин.
Граф не шевелился в той же позе.
“Кажется, мы этого... того...”
Промелькнула мысль: “А если бросить
на ж.д. пути. Решат, что поезд...”
Как нести по улице-то труп?
Люди ведь кругом. Решили ночью,
запихнув в мешок. Да где там. Сняли
обувь и одежду, все равно
в тот мешок мертвец не умещался.
“Надо труп разделать,” - кто-то умный
предложил. Согласные кивнули.
Вытащили тело. Целлофан
подстелили. Кухонным ножом
резануть попробовали. Кости
не давались. Топором тогда
рубанули. Спорилась работа.
На две части разрубили тело.
И, последний раз взглянув в ухмылке
страшной искаженное лицо,
по частям засунули в мешок.
Ночью оттащили к полотну
железнодорожному, в траншею
бросили. Присыпать бы землею,
но не стали, - мало ли чего.
Утром труп играющие дети
обнаружили. Судебно-медицин-
ская экспертиза показала, -
смерть не от ранений ножевых,
а от нанесения ударов
в область головы каким-то твердым
и тупым предметом. Вовка
вскоре арестован. Двое скрылись. Томка,
засвидетельствовав, что она
забеременела, на свободе
по подписке. А хозяин хаты,
явный оказалось инвалид
I группы, полупаралитик,
как безумный лишь одно твердит:
“Ничего не помню... Ничего...”