История первая.
Однажды в угодья Петровича повадились браконьеры…
Двое привязанных к передним сидениям внедорожника людей в камуфляжной одежде, с кляпами во рту, с ужасом смотрят сквозь лобовое стекло на третьего. Тот абсолютно голый восседает на огромном муравейнике, возле старой сосны. Мужчина не может кричать из-за кляпа во рту, лишь издает, не прекращая ни на минуту, какой-то невообразимый внутричерепной писк на грани ультразвука. Тысячи жвал возмущенных жителей лесной колонии одновременно впиваются в гениталии, промежность и другие части тела, крепко привязанной к дереву, жертвы. Обильно проистекающее на развороченную вершину муравейника содержимое мочевого пузыря и кишечника мужчины окончательно озлобляет общежитие насекомых. Стойкий запах едкой муравьиной кислоты шибает в нос за пару метров.
- Вот оно как… - больно тебе? – участливо спрашивает Петрович. – А ты думал важенке в которую ты тут из ружжа шмальнул, не больно было? - Царь природы …тьфу. – Вот на тебе корону, царь. Петрович задумчиво пожевав травинку, достает откуда то ветку с внушительных размеров, осиным гнездом, осторожно снимает с ветки серый кокон и также осторожно водружает его на голову, агонизирующего человека. Затем поставив на нейтралку, кряхтя, толкает джип с мычащими и дергающимися людишками в болото.
История вторая.
Однажды к Петровичу нагрянули журналисты….
…Все выспрашивали про места эти странные, да про людей в лесу пропавших интересовались. Петрович сначала гостям дорогим интеллигентным предложил отобедать, а вопросы на потом оставить. Сели они все за стол в избушке егерской, да стали суп грибной густой есть, нахваливать. А когда скукожился на полу в луже желчно-кровавой рвоты последний из журналистов, встал из-за стола Петрович и от души себе добавки налил. Вот как чудно! - бормотал Петрович. – Писаки эти привыкли правду наизнанку выворачивать в своих газетенках, да в телевизорах, а природа их самих наизнанку и вывернула на раз. Вот оно как!
История третья.
Однажды мимо кордона Петровича шел детский туристический отряд…
Вышел к ним Петрович, сурово брови свел, улыбку в бороде пряча, и наказал детишкам не озорничать, тварей живых не обижать, растения не топтать и становиться лагерем возле кордона своего, потому как вечереет уже, а тут и спокойней и речка близко с водой. Вожатой же молодке на ухо сказал, чтоб детей, когда угомонит по палаткам, приходила к нему на сеновальчик за избой. Сказал, и пятерней своей могучей сильно хватил ее за передок. Вожатая обмерла, закатив глаза, а потом побежала сорванцов укладывать, испытывая сильное томление внизу своего девичьего живота.
Ночью темной, как смоль, пришла она на сеновал, разделась и уж рукоблудить начала, изнывая от ожидания. И тут вдруг раздается приглушенное рычание от которого девушка сразу дар речи теряет, и перед ней, медленно подымаясь на задние лапы появляется здоровенный медведь. Она успевает только увидеть, как прямо перед ее лицом, из мохнатого чехла выдвигается что то красное, скользкое необычной формы.
Через два часа уползая на четвереньках в свою палатку, не обращая внимания ни на глубокие следы от когтей на заде, ни на развороченную промежность, слабо соображая насчет произошедшего, вожатая была, тем не менее, счастлива и довольна, как никогда в жизни.
История четвертая.
Однажды Петровича попросили организовать охоту для «высоких» гостей…
Когда уж гости выпили изрядно и шурпы из уток наелись, зашел у них спор об оружии охотничьем. Кто «Бинелли» своей гордился, кто именным тульским ружьем тряс, а кто и вовсе важничал, что лучше пневматики современной нет ничего. Спор жаркий разгорелся вокруг костра, а Петрович от спора того в стороне держался, да посмеивался в усы. Отошел он незаметно в избу, а когда вернулся, все замолчали и стали с интересом смотреть на чудной футляр, блестящий в руках у Петровича. Тут же все заспорили опять и пытались ручонками своими футляр тот отомкнуть, ставки делали о том, что же там внутри за оружие, и откуда оно у егеря лесного.
- Да друзья мне подарили недавно, - смущенно рассказывает Петрович и незаметным жестом открыв хитрые замочки, распахивает крышку футляра. Все замолкают и жадно уставляются на содержимое. Возникает пауза.
- Эт-т…эт-т-то чо, Петрович? – выдыхает кто то. В одной половинке футляра лежит какая-то студенистая масса. Она подрагивает, иногда в ее глубине загораются и тут же гаснут маленькие светлячки. Все заворожено наблюдают, как Петрович, сгибая правую руку в локте, погружает ее в эту массу, та начинает шевелиться и обволакивать предплечье. Петрович распрямляется и серьезным изучающим взглядом окидывает свою изменившуюся конечность.
- Ты чего…ты чего, Петрович? – начинают пятиться от него охотники, кто-то уже ползет к машине, кто-то судорожно пытается зарядить ствол, кто то округлившимися глазами смотрит на то, как живой холодец на руке егеря начинает бугрится и менять цвет.
- Был Петрович, да весь кончился, - звучат спокойные слова, а затем ночь наполняется предсмертными воплями, хрипами и еще какими-то странными чавкающими и визжащими звуками…