- Ты меня уважжжаешь?
- Нет, ты постой… А Новый год где?
- А ззыы… жжж… Выпить?
Падение снега в свете фонарей на сиротливо жмущиеся рябинки вызывало не ту привычную предновогоднюю тоску одиночества среди унылой радости, а очарование… Чем? Почему? Это не важно – главное «где». Именно этот вопрос духовного состояния давал повод рассказать о том злополучном стакане и луже блевотины. Впрочем, материальное «где» играет также огромное значение.
Колодец урбанистического убожества. Напиться из которого дано лишь этим эфемерным новогодним воплям:
- Нет! Я тебя уважаю!
- Хммм… Ты почему блюешь в мой правый ботинок?
- Мужжжики… Сгоняем по новой?
Это подъезд. Это место проходящих мимо и уже никуда не спешащих. Подъезд типично мерзостной хрущевки. Типично… И в этот год, поразительно очаровательно. Да… Именно так – на секунду остановившись на третьем этаже в очередном походе за алкоголем, ты начинаешь приходить в этот мир – обыкновенный мир вещей и времени. Из душной прокуренной комнаты, вечно набитой незнакомыми людьми и одиночеством (названной когда-то жизнью) сюда, к окну третьего этажа, заблеванного празднующим. Сюда, к рябинам за окном и к унылому холодному небу января, не к месту, утыканному псевдопраздничным салютом.

Луна, сыто развалившись на подоконнике, была прекрасна. Прекрасна ощущением безграничной развращенностью окружающего бытия: похабно разодранные бычки сигарет, бережно притопленные в нежно-желтой жидкости торчащего колом стакана. Луна прекрасна в сравнении. И только лишь она и белый снег оставляют тишину нетронутой в этом месте.
Нужно уйти.
Идти.
За водкой.
Очарование. Белый снег укрыл коробки домов и асфальт, небрежно намазанные на землю. Утро. В Новом году очарования.