История эта произошла в начале девяностых. Я только что поступил в институт, ну и устроился художником- оформителем на полставки. Писал объявления для студенческого клуба, лепил примитивные декорации к концертам студенческой самодеятельности. Самым ценным в этой работе была закрывающаяся на ключ каморка, в которую можно было заманить какую- нибудь студентку, но сейчас не об этом.
Еще с октября я был включен в бригаду по подготовке новогодних утренников в качестве гримера.. Слушая бывалых халтурщиков, я предвкушал веселье и халяву. По рассказам выходило, что главное в новогодних концертах- не заработать цирроз и не растерять реквизит.
Надо сказать, что труппа подобралась серьезная, почти все- студенты старших курсов художественно- графического факультета, так что во время репетиций за кулисами находилось столько симпатичных девушек в балетных трико, что вынуть руку из кармана брюк не было никакой возможности. Руководила процессом препод с худграфа, Эмма Викторовна, от чьего взгляда, а уж тем более, окрика с некоторыми особо впечатлительными студентками случались обмороки.
Единственным слабым звеном в труппе был Дед Мороз. Ясное дело, как среди будущих балерунов найти пузатого здоровенного дядьку? Поэтому Эмме пришлось пригласить Юру Юрича- лаборанта с кафедры дополнительных педагогических профессий. Это был добродушный толстяк, перспективный алкоголик, человек исключительно приятный в общении. Частенько мы с ним сиживали в моей каморке, потому что лучшего места для тихого распития было не найти.
И вот наступил день генеральной репетиции, завтра намечался утренник для вузовских детей. Ректор обещал привести внучку лично. Я загримировал актеров и уселся на первом ряду. Репетировали в костюмах, которые выгодно обозначили худые балетные сиськи, первым номером был танец снежинок. Девочки старались изо всех сил, ведь итогом выступлений должен был стать какой- то трудный зачет автоматом. Юра Юрич в красной шубе и с белой бородой был великолепен, Эмма вся сияла. Короче, подготовились мы хорошо и завтрашний дебют обещал успех.
Перед самым представлением ко мне выстроилась очередь гримироваться. Вроде все, не было только Деда Мороза. И пока я трудился над крючковатым носом Кащея, появляется Юра, и, обдав меня густой волной перегара, плюхается в кресло. Я надеваю на него бороду, начинаю мазать щеки. Тут из под бороды раздается замогильный голос:
- Оооох, плохо мне… Нет ничего выпить, а то я на сцену выйти не смогу. Тут же собирается консилиум, который решает, что лучше Юру похмелить. Неизвестно откуда нарисовываются две бутылки портвейна Кавказ.
- Ах, оставьте меня одного. Юра, левой рукой аккуратно придерживая бороду, одним глотком выпивает полбутылки и переводит дух. На робкое замечание кого- то из девочек, что не надо много и все в этом духе, он, браво запрокидывая голову, допивает пузырь и без паузы открывает второй, жестом приглашая меня продолжить накладывать грим. Перед тем, как идти за кулисы, Юра кладет недопитую бутылку в мешок с подарками. Занавес через пару минут, я иду смотреть концерт к звукорежиссеру. Он задает вопрос:
- А Юрич пил?
- Пил.
Ничего не отвечая, звукорежиссер включает фонограмму, задыхаясь от смеха.
Снежинки танцуют, потом нечисть крадет елку, все идет своим чередом минут примерно двадцать. И тут какая- то лисичка говорит:
- Детки, а давайте все вместе, громко- громко позовем Дедушку Мороза!
- Дедушка Мороз!!! Дедушка Мороз… Нестройный детский хор в недоумении замолкает, а лисичка с авансцены все машет руками в сторону кулис. Бедная девочка не видит Юру, который, пошатываясь, появляется на сцене без мешка и посоха. Портвейн и шуба на вате сыграли с ним злую шутку. Мгновение стоит на месте, потом уходит за кулисы. На фоне тягостной тишины в зале одинокий крик лисички: «Дедушка Мороз!!!» очень похож на крик о помощи.
Тяжелый кашель с нотками надвигающейся рвоты и голос:
- Ох-хо-хо…
Вот он, во всей красе: правое плечо в побелке, шапка съехала набок. Из- под распахнутой шубы торчит голая волосатая нога и край ярко- зеленых семейных трусов.
Лисичка начинает: «Дети, а давайте все дружно поздороваемся…», оборачивается, сдавленно взвизгивает и убегает прочь. Хор не выходит: «Аааооууеееййййооззз», но Юра понял. Встрепенувшись, он обводит мутным взглядом зал и начинает:
- Долго и трудно я шел в этот зал!
Компас мне правильный путь показал!
Пауза. Дед Мороз растерянно потоптавшись, стыдливо запахнул шубу и продолжил:
- Здравствуйте, мальчишки, красивые, как шишки…
Кто- то за кулисами раскатисто заржал. У звукорежиссера начались судороги и он свалился под стол. Между тем Дед Мороз гнул свою линию:
- Здравствуйте, девчонки, нарядные, как елки!
В пятиминутном монологе, что в сценарии, не было ни слова о елках, тем более о шишках. Там все больше было о трудностях, связанных с поездкой с Севера в Черноземье и о том, что доблестные снеговики помогали отбиться от волков, а Снегурочка за это им читала стихи.
Окончательно запутавшись, Дед Мороз вышел к рампе и тихо сказал:
- Жарко у вас тут, детишки, душно. Не хватает мне морозного воздуха. Пойду, подышу, а то мне с сердцем плохо станет.
И ушел, оставив на полу мешок с подарками, из которого выкатилась пустая бутылка. В темноте зрительного зала метнулась тень- это Эмма побежала за кулисы. Взрослые смеялись, утирая слезы.
Остаток представления прошел скомкано. Вдруг ни с того ни с сего зажглись гирлянды на елке, нечисть станцевала хоровод, потом без паузы сплясали снеговики и все закончилось. Зрители разошлись, актеры отправились в гримерку переодеваться. Только Юра Юрыч спал за кулисами на куче старых декораций. Кто- то мелом написал ему на спине: «ХУЙ».