3 года назад, я - молодой, подающий надежды хирург, чистосердечно заблуждался, не осознавая, что уже безнадёжный алкоголик. Инцеденты, когда обоссавшегося, хрипящего в судорогах врача волокли по коридорам канули в лету.
Проебав служебную хату, отвергнутый всеми, я поселился в общаге местного ПТУ и ходил на подворные обходы в качестве простого участкового врача, тихо синяча плодово-ягодное вино.
Население порой относится к врачующим тела и души, как к паразитам, а если врач пьющий, то это моральный урод, и ему не место в обществе. В один жуткий вечер, спускаясь от гипертонички-пенсионерки, угостившей меня кофе с коньяком, в подъезде я стал жертвой ротвейлера, который методично выедая мне сраку, гнал меня, испытывающего чудовищную боль и стыд, раком по ступенькам 3 этажа.
Из-за большой головы, коллеги втихаря звали меня "гидроцефал" (водяная голова) и мерзко хихикали, а местные гопари не упускали возможности опустить на бабки.
Моя шапка походила на картофельный мех и в холода я был заметен издали.
В свои 30 не попробовав ни одной бабы, я не был онанистом. В интеллигентных очках я прокатывал за начитанного умницу, а выпив рюмку, становился мерзким жывотным, пускал пузыри, гадил где стоял. Сиськатые ПТУшницы лупили меня швабрами по умной голове, когда я, мыча, ссал в тазики с бельём, а подонки, напоив "влоскуты", ебошили мне "лосей" и цынично макали еблом в мою личную блевоту. Наутро я нихуя не помнил и ни на кого не обижался.
Однажды ПТУшница Люся Иа-Иа, получившая это ник за оргазмоподобный звук во время ебательных
фрикцый поимела меня ртом, ссущего в таз свежего белья.
Я полюбил. Стал бриться, чистить зубы и выбросил пластиковую бутыль для ссанья. Вечерами я посещал логово, где обитала Люся Иа-Иа и ещё пара особей её пола. С умилением взирая, как краснощёкая Люся плющила тренированным ртом шоколадные плиты и заливала в кишки шампусик, в мечтах я уносился в вонючую уборную, где этот самый рот бешено полоскал мой хуёк вместе с яичками.
Наивно мусоля в мечтах романтическую еблю при свечах я не знал, что тем временем Люсю жарили хачики на капотах своих "копеек", а сухие макако-студенты из браццкой Эфиопии, облепив её кишащей массой, пороли во все её трещинки. После очередного такого корпоратива Люсю нашли на насыпи местной чугунки с выбитыми зубами, разорванными писдой и жёпой и с 26-ю колото-резаными дырками, а со мной случился приступ судорог, затянувшийся на полгода. С работы уволили, так как всё это время я пил, затворившись в келье. Мне не раз выносили дверь, подозревая, что я превратился в шевелящуюся массу, ибо вонь из-под моих дверей вынудила даже пожырающих кал крыс соблюдать санитарное расстояние.
Во снах ко мне приходила Люся Иа-Иа, дрочила, сосала и, исцеловав губы вымазанным спермой и шоколадом ртом, с треском отрывала мне яйца. Я обоссывался и визжал.
М-да... Визжал и обоссывался.
В утро когда мой сосед за стеной, спитый мент Костя, уволенный из вытрезвителя за рукоприкладцтво, выстрелил себе в рот картечью из ружья, разбросав мозги по постеру С. Сталлоне, меня нашли.
Среди налетевшего через разбитые окна снега, не чувствуя конечностей и лица я был ничтожен но всё ещё жив. Оклемался лишь месяцем позже, выписавшись из гнойной хирургии, где мне отняли 12 чорных пальцев. Отняли. Оставив 8.
Из интерната меня выселили, произведя кап.ремонт с экспликацией полов. (Кто не в курсе экспликация - это аппликацыя наоборот).
В дикую стужу мои беспалые ноги провалились в канализационный люк. На дне колодца, подставляя лицо тёплым фекальным струям, я решил сдохнуть и свернувшись калачиком, стал ждать...
Смерти явилась на запах незаживших культей в облике усатой толстомордой крысы. Исчадие ада облизывалось, а я молил бога оставить долги мои, избавя от лукавого...
Когда тварь вонзила маленькие зубья-иглы в обнажённые нервы культей, я застонал, пытаясь отряхнуть впившуюся крысу и, закусив её серое тело, стал жевать срущее от ужоса существо, жадно глотая её и свою сладкую кровь. Это был момент истины.
Прошли месяцы с тех пор, как бродя по подземным катакомбам, я потерял человеческий облик и забыл вкус человеческой пищи.
А вчера ночью на 40-градусном морозе застыл ближайший каловый коллектор и, трещавшая от натуги говнотруба разорвалась, залив всё, что ниже уровня асфальта зловонной кишащей опарышами жыжей.
В ту ночь ко мне снова приходила моя любовь, Люся Иа-Иа...