Мне двадцать шесть лет, в общей сложности тринадцать из них я прожил в общежитии. Сначала – с родителями и братом, когда был совсем маленьким, потом, когда поступил в Политех – со своими друзьями. Большинство из вас вряд ли знают, что это такое – студенческая жизнь в общаге, поэтому я решил кое-что о ней рассказать.

Стекляшка. Студентов-первокурсников нашего Политеха расселяют в две общаги – девятку и одиннадцатку. По крайней мере, так было до того, как девятку закрыли на ремонт. Эти две общаги расположены рядом и соединены между собой проходом, который студенты называют стекляшкой. В день стипендии стекляшка превращалась в такой вертеп, который сложно описать словами. Это был просто пиздец. Если ты по неосторожности в этот день задерживался где-то и возвращался вечером в общагу, спокойно пройти стекляшку было невозможно. На каждом шагу тебя останавливали друзья и просто знакомые чуваки, угощали пивом и орешками, начинали «базары за жизнь» и все такое. Никому нельзя было отказать, иначе ты получил бы банальной пизды по пьяной лавочке. Прямо там, не отходя от кассы. Ты приходил в свою комнату уже в полных сандалях. Но когда открывал дверь, понимал, что это только начало, потому что твои соседи тоже честно бухали в этот день. На утро стекляшку было не узнать. Тонны пивных и водочных бутылок, бесконечные пустые пакеты из-под чипс и сухариков, засохшие капли крови на полу… В этот день я искренне жалел уборщиц.

Одиннадцатка. С первого курса меня поселили в одиннадцатку. Пятиэтажное здание с коридорной системой. Для тех, кто не в теме, объясняю: каждый этаж общаги представляет собой длинный коридор, по обе стороны которого друг напротив друга расположены жилые комнаты, в обоих концах коридора – туалет (мужской – с одной стороны и женский – с другой) и кухня. Душ был в подвале, работал четыре дня в неделю (понедельник, среда, пятница, воскресенье). Основным плюсом «коридорки» я всегда считал свободный доступ к любой информации. Утром, пока из своей комнаты доплетешься до туалета, можно было узнать все новости прошедшего дня. Кто кого трахнул, кто нажрался в гавно, как сыграл «Спартак» и прочая занимательная шняга всегда очень быстро распространялась между просыпавшимися студентами, курсирующими как зомби по коридору от комнат к кухне и туалету. 

Туалет. Номинально в мужском туалете на моем этаже было пять умывальников, но у одного из них была сломана ручка крана, второй, был вроде с виду нормальный, но вода один хуй из крана не текла. Оставалось три. Нетрудно догадаться, что очереди по утрам к умывальникам выстраивались пиздец просто какие. Тусуешься среди других парней, как робот, с полотенцем в руках, хочется послать всех нахуй и пойти спать дальше. Но вспоминаешь, что первая пара – лаба или лекция ебучего препода, главная целевая установка в жизни которого – завалить студента на экзамене и лишить его стипендии. И ты, под прессом подобных мыслей, продолжаешь ждать свою очередь. При этом нужно постоянно следить, чтобы какой-нибудь шустрый вафел не проскользнул вперед тебя. Наконец, доступ к умывальнику разрешен. И вот, ты уже стоишь над раковиной, извращаешься над тюбиком, выдавливая из него последнюю каплю зубной пасты, параллельно выписывая себе мысленных лещей за распиздяйство, за то, что постоянно забываешь купить новый тюбик. Хорошо, что рядом оказывается твой друг Димон с почти новым тягучим Colgate-ом. День задавался. Самый цирк начинался, если наш утренний туалет совпадал с плановой уборкой. Уборщица – старая толстая баба, которую больше заботила не чистота, а количество пустых бутылок, оставленных студентами на кухне, была лишена каких-то комплексов и моральных принципов. Ей было реально похуй, что кто-то сидит в кабинке туалета. Она могла бесцеремонно зайти в уборную, начинала торопить всех, пыталась открыть двери кабинок. Боже, мне кажется, ни одного человека на этом свете, за одно утро столько раз мысленно не посылали нахуй. Иногда эта дура умудрялась закрывать туалет изнутри и начинала мыть пол, подсаживая на коня всех торопившихся студентов. Но нам ничего не оставалось делать, как ждать, пока корова закончит водить тряпкой по плитке и откроет дверь. Наверное, поэтому мы практически всегда приходили на пары позже минских чуваков, хотя от общаги до универа было меньше десяти минут ходьбы.

Кухня. Общажные кухни были выполнены тоже нихуя не в гламурном стиле. Вечно засранный всяким гавном стол и две газовые плиты я ебу, какого года выпуска. Из восьми камфорок более-менее работало пять. Поэтому по утрам перед пацанами из нашей комнаты стояла архисложная задача – умудриться забить самую пиздатую камфорку раньше остальных челов, водрузив на нее наш старенький чайник. (Какой-нибудь дешевый мажор сейчас подумает: «вот ты, Морсик, и запизделся, а как же электрочайники?!!» На что я ему спокойно отвечу: мудила, скажи об этом коменданту нашей общаги, получи от нее пизды и скройся в ужасе, ибо использование электрочайников, микроволновок и обогревателей в комнатах приравнивалось к измене родине. Таковы были внутренние правила). Нам редко когда удавалось справиться с этой миссией, она оказывалась охуенно impossible, потому что всем обломно было вставать раньше других, каждому хотелось вырвать у беспощадного утреннего времени еще пару минут сна. Вопрос с кипятком первое время мы решали весьма разумно: стучались с пустыми кружками к нашим соседям – примерным студенткам. Однако лафа длилась недолго. Как-то по пьяни Димон завалился к ним в комнату, подверг сомнению их умственные способности, а также безапелляционно заявил, что внешний вид местных дам никоем образом не соответствует его идеалам женской красоты, тем не менее он готов сделать отдолжение и предлагает всем девушкам удовлетворить его орально. Естественно, мой комрад использовал менее изысканные речевые обороты. После данного инцидента мы надолго потеряли стратегический источник кипяченой воды. Только спустя несколько месяцев, после длительных переговоров, Димке удалось восстановить дипломатические отношения с нашими соседками. Я любил свою общагу за то, что можно было приготовить обед, когда из ингридиентов у тебя реально только соль, вода из-под крана и старая алюминиевая кастрюля, которая накормила, наверное, не одно поколение студентов. Это нас не останавливало. Мы пробегали по комнатам своих знакомых. Стреляли лук, пару картошек, морковку, если повезет – суповой набор. На последние деньги в ларьке покупался какой-нибудь суррогат. Двадцать минут – и суп готов.

Комната. Если вы читаете эти строки в своей уютной комнате в папиной квартире, просто представьте на мгновение, что каждое утро в этой комнате просыпается три-четыре человека. И так – на протяжении пяти лет. Это была наша жизнь. В первый же день я обратил внимание на то, что во многих комнатах на стене висела вырезанная из газеты либо купленная иконка. Я никогда не загонялся по всем этим церковным делам, поэтому меня впечатлил этот факт. Уже тогда я понимал, что люди здесь все такие разные, со своими загонами, вкусами и интересами. И что мои интересы, интересы желторотого первокурсника, вообще нихуя никого не интересуют. Нужно было учиться приспосабливаться. Еще одна забавная деталь – я насчитал в нашей комнате четыре разных вида обоев на стенах. Пацаны объяснили, что когда ремонт делали, неправильно подсчитали количество роликов. Будущие инженеры хуле… К тому же они не отодвигали холодильник, который потом один прошаренный пятикурсник толкнул в другую комнату за пятнадцать баксов. Так и образовалась эта обойная мозаика. Знаете, к чему дольше всего привыкаешь в общаге по ночам!? Нет, не к тому, что на соседней кровати, в метре от тебя, чувак ебет пьяную подругу, и даже не к тому, что в любой момент тебя может разбудить стуком в дверь пьяный сосед-старшекурсник и отдолжить денег, которые он сука никогда не вернет. Все это было в порядке вещей. Труднее всего было свыкнуться с мыслью, что где-то на антресолях скребутся мыши, и пять лет тебе придется засыпать под шорох мышиных лап. И ты все равно доволен, потому что маленькие серые мыши – это еще нихуя не здоровые крысы, которые тусуются на последнем этаже общаги и грохот от которых, по словам твоих друзей, стоит, как от стада слонов. Никогда не забуду, как мы ночью устроили реальную охоту за одной такой тварью. Нехитрые виды оружия – молоток, гаечный ключ, деревянная линейка. Сука, мы втроем гонялись за этой крысой по комнате полчаса, пока Димка не ебнул ей молотком по черепушке. В старой газете отнесли труп на кухню, аккуратно положили в огромное мусорное ведро. Помню, Димон тогда еще заметил, что будильник можно не заводить, потому что утром нас наверняка разбудит истошный бабский крик. Он оказался прав. Димон вообще был охуенным чуваком, хорошим другом. Его исключили на четвертом курсе за то, что он по пьяни отпиздил дежурного мента в стекляшке и оторвал ему погоны. У нас на факультете с этим было очень строго. Декан нихуя даже слушать не захотел. Топал ногами и пыхтел, как самовар. Сам синяк кстати еще тот был. Фу, ненавижу этого козла. До сих пор, как увижу в универе его пропитую морду, плохо становится. Но мы отвлеклись.

Вахтеры. «Объясните теперь нам, вахтеры…» Это были женщины уже в возрасте, в основном бывшие преподы нашего универа. Их основное предназначение заключалось в том, чтобы ни один таракан без пропуска не прополз в общагу. Поэтому когда нужно было какого-то левого чела провести через вахту и оставить на ночь, в ход шли хитрые маневры с отвлечением внимания вахтерши занимательными рассказами, вопросами, чуть ли не ритуальными плясками вокруг ее стола. Среди вахтерш была одна, самая добрая, которую все называли просто – Бабаня. Ее полное имя знали только посвященные. Она коротала время своего дежурства за вязанием всякой хрени – от носков до шарфика – для своих внуков. Мы любили Бабаню. 

Учеба. В осенний семестр народ начинал учиться аккурат после дня студента, во второй половине ноября. Курсачи, защита лаб, РГРы, типовые расчеты и прочая ученая поебень, которая сейчас кажется такой несущественной и простой. Весной я хуй его знает, когда кто успевал грызть гранит науки, потому что начинало пригревать солнышко, и студенты вываливали из общаги на «камни», засиживаясь там до двенадцати, пока были открыты двери в стекляшку. Весной время летело быстрее. На старших курсах, когда в каждой комнате уже стояло по одному-два компа, и все они были соединены в сеть, курсачи по сути потеряли свой смысл. Никто нихуя не считал и не чертил. Зачем, если можно было за пару бутылок пива замутить свой готовый вариант в электронном виде!?

Отдых. Каждый четверг у нас на этаже устраивались дискотеки. Колхозная аппаратура, стремный диджей, «модная» музыка. Мы не могли похвастаться хорошей пластикой, каким-то невротебенным стайлом в танце и чувством ритма. Нам было искренне похуй, каким будет следующий трэк. Мы просто отрывались всей толпой на деревянном танцполе, придумывали всякие смешные движения, по-дружески стебались друг с друга. Каждая дискотека непременно заканчивались беспесды гангстерскими разборками с привлечением оперотряда, истериками разгоряченных девушек типа «хотим еще танцевать». «Ну и быдло» – в очередной раз пернет сопливый мажор, который типа «в теме» и сразу поспешит отправиться в легкое эротическое путешествие, то есть нахуй. Я снова хочу вернуться в эти вечера.   

Мне приятно вспоминать свои студенческие годы, время, когда нужно было так мало всего, чтобы чувствовать себя счастливым. После защиты диплома я иногда посещал этот «театр» вечно голодных «актеров-распиздяев» и «остряков-самоучек». Я по-белому завидовал своим младшим друзьям, которые все еще оставались играть свои роли в веселой пьесе «Студенческая Жизнь». Но время текло, студенты становились молодыми специалистами и навсегда покидали общагу, жизнь разбрасывала их по всей стране. Все меньше знакомых лиц встречал я в коридорах одиннадцатки. А потом узнал, что не стало Бабани. Когда она не пришла на свое очередное дежурство, заведующая набрала ее домашний номер. Трубку поднял кто-то из родных и сказал, что ночью у Анны Николаевны остановилось сердце. Когда мне рассказали об этом, я долго сидел в кресле на вахте и тупо смотрел на оставленные Бабаней спицы, клубок ее ниток и недовязанный носок. Казалось, что из всех пяти чувств в тот момент у меня осталось только зрение. Я вышел из «стекляшки» и пошел бродить по городу до вечера. Уставший, вернулся домой, лег на кровать и сразу заснул. Снились мои студенческие друзья: Димка и все остальные. Мы сидим в комнате, смеемся с чего-то, открывается дверь, входит Бабаня, просит вынести мусор с кухни, ворчит, что в комнате беспорядок. Мы обещаем все убрать в течение пяти минут…

Больше в одиннадцатку я не захожу.