Он похож на шкипера – толстый, бородатый, громогласный.
- Ну, что – опять впиздякались! – так начинает планерку.
На планерке одно бабье. И пациенты тоже бабье. Потому что Виктор Сергеевич – главный врач родильного дома.
- Устроили, блять, колхоз «Красный пахарь»!
Он так орет, что подчиненные напротив - говорят шепотом. Однажды совсем зарапортовался – схватил дистанционник от телевизора, направил на завотделением и стал на кнопку жать, громкость увеличивать.
Виктор Сергеевич знает женщин, самую суть сечет. И не смотря на скандальный характер, очень нашу сестру уважает.
- Мужик теряет два литра крови – можно в морге номер заказывать. Баба – она живучая и терпеливая. Меня спрашивали студенты-долбоебы – че, правда, рожать так больно? А я говорю: давай тебе граненый стакан пинком в очко загоним – узнаешь.
Роженицам он проводит краткий курс семейного счастья:
- Если ты дура, пусть мужик присутствует на родах. Только потом не удивляйся, что у него на тебя стоит. Если ты ему будешь песдеть про то, как тебе разрывы шили – тоже не удивляйся. Ничего мужьям нельзя рассказывать.

Виктор Сергеевич любит женщин. У него и дома три бабы: жена, дочь, сука сенбернарша. Жена – тоже главный врач. Бывало, что ночью родителей на работу вызывали, так девочка спала в обнимку с собакой. Видимо, пошло на пользу. А может, во вред: Светка второе высшее получает в Англии. Карьера маячит перед Светкой, буром девушка идет к цели – не понять, какой.
- Дура! – ворчит Сергеич. – Нет бы замуж выйти, родить внука мне. Жопу подтереть ее дипломами…
Сергеич ворчит и смотрит на фотографию веселого трехлетки. Она всегда перед ним на столе.
Я не спрашиваю, что это за малыш, я знаю.
Есть у женского доктора беда, о которой он говорить не хочет: на четвертом году от опухоли мозга умер первенец – сын Мишка. Тридцать лет назад это случилось. Увезли мальчишку в Москву, но и там не спасли. Привезли домой в цинковом гробу.
О сыне Сергеич говорить не любит, но в этот раз не сдержался:
- Тридцать три года было бы мужику. Моему, понимаешь? Родному моему мужику! Он хулиганистый был, шустрый, не такой заученный, как Светлана. Он бы женился уже, внуков мне подарил. Сын, ты представляешь – взрослый сын!..

Виктор Сергеевичу в этом году досталось: похоронил мать, а следом - отца. И решил он Мишку своего перенести поближе к бабушке и дедушке, сделать семейную могилу под одной плитой. Для себя рядом место приберег и для жены.
Сергеич Корнейчуку заплатил (нашему общему знакомому – доценту-патологоанатому). Корнейчук, по совместительству директор похоронной конторы, все сделал быстро - эксгумация там, прочая… Теперь родные Виктора Сергеича вместе лежат.
- Знаешь, месяц прошел, вижу – жена мается, - рассказывает доктор. – Почернела вся, молчит. Смотрит на меня как собака, а сказать не решается. Наконец, выпытал я ее. Оказалось, моя баба думает, что эксгумация – фикция. Ничего от нашего Мишки не осталось за тридцать лет, даже ящик железный растворился. Земли взяли горсть и перенесли…
Виктор Сергеевич и сам об этом думал, только гнал от себя мысли, винился перед сыном, что потревожил его.
- Позвонил я Корнейчуку. Тот помолчал, а потом попросил позвать жену к телефону. Послушала она его совсем немного, трубку положила, заплакала. Я чувствую: светлые это слезы, отлегло у нее слегка.
Корнейчук жене Сергеича сказал: «Вы мальчика в матросском костюмчике хоронили. Ткань истлела – пуговицы остались, с якорьками. Они через окошко видны».
- Пуговички, понимаешь? Я ведь его тоже мертвым не видел – только через окошко в гробу. Но пуговицы помню. С якорьками – как вчера.

Виктор Сергеевич любит женщин и это взаимно. Он не то чтобы ходок, но того, что в руки идет, не пропускает. Дочка выросла, жена вся такая холеная и независимая. Виктор Сергеевич – мужчина свободный и свободой своей пользуется – в меру.
Непонятно, что его в семье держит – говорят, и у него, и у жены какие-то многолетние связи на стороне.
Я не то, чтобы спросила, только намекнула однажды – дескать, что людей связывает, когда программа максимум выполнена?
- Это у нормальных людей выполнена, - улыбнулся Сергеич. – А у меня ребенок маленький. Вечно маленький – трехлетний. И пуговицы с якорьками…