Соблазнам не умея возражать, я всё же твёрдой линии держусь:
  греха мне всё равно не избежать,  так я им заодно и наслажусь.

И. Губерман.

 
  Взрослеть мне  очень нравилось. Охренеть как нравилось…  А то!!!  Шанс, наконец то попробовать свое тело и голову в реальных делах, о которых в школе я только в телевизоре и книгах видел. Книги и телик, потому, что ни хуя на тот момент более прогрессивного не существовало. Если бы мне в те времена наладонник показали, или, скажем, к примеру фильм «Без лица», я бы моментально ебанулся, стал бы пускать слюни на свитер с оленями, радостно сраться каждые 40 минут и навсегда перестал бы различать буквы, квакал бы сидел, и весь пиздец!
  Надо было прожить 18 лет, чтобы понять - можно. Можно прекрасно проводить время с противоположным полом.
Не так, как в школе на физре, где за бабцами можно только подсекать, надеясь узреть розовые поросячьи недосиськи, а по настоящему, с разговорами про жизнь и про любовь.
  Но человек, сука, странное эгоистичен во всем, что касается ебли. Причем как то романтично и позитивно эгоистичен, типа «Я ведь люблююю её!» Причем с интонацией Александра Ревы из Смешного клуба. «Я ведь люблююю её!»
В общем, открыв для себя радости адюльтера, а проще говоря разноплановой ебли (насколько она может быть разноплановой в Тульской области конца восьмидесятых)  я пошагал именно в этом направлении…
  И я пошагал. Как Форрест Гамп, побежал себе куда глаза глядят…
 
Именно на первом курсе института ходьба превратилась в бег.
Вот например хореограф первокурсница.
Наверняка у неё бархатная шея и круп… Вкусный, правильно сделанный рот. А если повезет, то и клитор как курок парабеллума…
  - Я играю на виолончели, - говорю я.
Вру, конечно. У меня есть знакомая виолончелистка. Когда она мне сказала, что играет, во мне и тени сомнения не было. А вначале я никак не мог этого подозревать.
Я ловлю взгляд незнакомки на своих пальцах.
  - скоро закончу консерваторию - продолжаю греть её благодарные уши  - А ты?
    - А я в медухе...
    - А... а играешь?
    - На гитаре.
  Ну, думаю, здравствуй моя жопастый Джимми Хендрикс! И сразу же типа по немецки
« Хендрикс Хох!!!!! Руски сдавайся!!!!! Будешь разута и отшлепана  пиписка! Нынче же!!!»  Это не вслух конечно. Вслух продолжаю так:
    - Хорошо тебе с гитарой. Там хоть лады есть, а у нас на... (Сука!!! У гитары "гриф", а у виолончели, то блять что?) ... у нас в консерватории... в общем, пустая палка, - делаю недвусмысленный жест рукой и смеюсь. Неотразимо так смеюсь. Как Гойко ебать его Митич… Хотя нет, если институт, то уже как Недоджек Николсон…
Или Джек Недониколсон – так гармоничней…
  Она восхищённо дышит.
    - В консерватории? У-у...
    Хули, думаю У-у….  А сам конечно говорю – Ну-у! Классику уважаешь?
Конечно про классику… Кто же с порога про анал то спрашивает…  И смотрю в окно. Думаю - где? В общаге можно. Хотя в актовом зале как то адреналиновее может выйти. Или войти…..  В глубине то самонадеянного падоначьего полумозга уже звенит:
  - Ну дура…  Нашла виолончелиста. Виолончлениста...
Но тогда я бы это ни за что не сказал. Да я и не думал так вовсе….  Я думал о том, как прижмусь к ней под одеялом, как она будет вкусно пахнуть, а я пальцами нащупывать её самые незащищенные части тела…..  Ну и нащупывал, конечно….. Теребил и тёр, сколько было сил.
Потом мы оба остывали. Никто никого не бросал, никто не плакал, не обижался и не обижал.
Просто гитара с виолончелью закончили свою рапсодию. Прелестно. Ну а теперь будем дружить?
  Сижу и смотрю в окно. На скамейке перед институтом, первокурсники открывают портвейн. Надо бы стать великим человеком. Где там у нас библиотечное отделение?