Сегодня приходилось много заниматься «бумажными» делами, и я не заметил, как пролетел остаток дня. Вся эта документационная возня затягивает, и, погружаясь в работу, времени не замечаешь, часы летят, словно их намеренно ускоряет кто-то невидимый, злой, явно не желающий благополучного и своевременного окончания всей этой волокиты.
Сигареты в такие минуты расходуются в пример семечкам, - даже порой ловлю себя на мысли, что вот неплохо закурить бы, и случайно замечаю ещё тлеющую предыдущую сигарету в пепельнице. Очередной раз я предпринимаю попытку выйти на улицу, подышать свежим, ещё тёплым ноябрьским воздухом, уйти от этой прокуренной вони, от этого светящегося прямоугольника, прочь, хотя бы на пять минут, проветриться. И вижу что на улице уже темно. Да и на парковке стоит одна моя машина, смотрит на меня, чистая, в воске, аж горит вся при свете фонарей. И словно одиноко ей, мол, смотри, поразъехались все уже, я тут одна, да и ты, собственно чего тут торчишь, трудоголик хренов?
Ладненько, держи родная ключи за пазухой, прогревайся пока, пойду контору закрою…
…Через минуту я снова стоял перед машиной, просто дышал приятной вечерней свежестью. В воздухе запахло озоном, он почти мгновенно становился тяжёлым, мокрым, наполнялся мелкими влажными капельками. Всего пару дней как на нас с неба благосклонно сияло солнце, и я таки отправил машину на мойку. Люблю когда машина сияет, запах полироля в салоне, садишься вот так в неё, а там - словно мушка не еблась. Вовремя, думаю, машину помыл, того гляди и дождь пойдёт…
Я вообще не люблю дождь. Но в этот раз он показался мне каким-то особенным. Сначала он мелкой рябью ложился на лобовое стекло, словно из пульверизатора. Затем эта рябь становилась всё сильнее, окутывала машины, спешащих с работы пешеходов, улицы, свет фонарных столбов, большими светящимися жёлтыми клиньями таранила встречные автомобили.
Я ехал за ребёнком в сад. Нужно было попасть в центр, расстояние небольшое, однако час пик. Город мегаполисом никак не назовёшь, 500 – 600 тысяч население. Но создаётся порой ощущение, что каждый второй – автомобилист. А ты – словно лодка в бурлящей реке дорожного движения.
Дождь становился ещё сильней, частыми небольшими капельками устилая всё вокруг.
Я всегда хотел нарисовать дождь. Даже когда я занимался живописью, даже в ранней юности будучи «почётным адептом» художественной школы – никогда не получалось изобразить дождь «живым». Дождь на стекле. Просто капли воды на стакане. Я вглядывался, пытался копировать на бумаге, холсте, но, как мне в итоге казалось, безрезультатно. И я забросил эту идею, как впрочем и живопись, и то, что раньше можно было назвать талантом. И сейчас, сидя за рулём в машине, я вспомнил это, и невольно улыбнулся, не то с иронией над самим с собой, не то от мысли, что глупости всё это, есть дела куда поважней чем пялиться на мокрое лобовое стекло.
И словно наперекор самому себе, стоя в пробке, я выключил дворники. Удивительный дождь. Он не стекал струями, не разбивался каплями, нет, он равномерно устилал стекло, как лак из краскопульта. Стопы впереди стоящих машин из чётких очертаний стали расплываться, превратились в растущие, постоянно переливающиеся красные пятна, словно, алая яркая кровь, пробивающаяся через лёгкое полотно. Поток встречных превратился в стремящийся горный ручей, огненно-жёлтый с ксеноновыми перекатами, затуханиями и вспышками. Конусы фиолетового ртутного света фонарей словно надзирателями стояли сверху, прижимая к земле тёмные бесформенные пятна серых пешеходов. А те, в свою очередь, словно стыдясь своей бесцветности, передразниваемые мигающими вспышками и разноцветными пятнами вывесок и рекламы, втягивая головы в плечи, бежали прочь. Бежали, подзадориваемые, укрываемые насмешками и издёвками пёстрого городского холодного огня.
Удивительно, но изображение из трёхмерно стало двухмерным. Словно прочитав мои мысли, дождь шутки ради перенёс живопись вечерних огней на плоский лист. Словно прилепил картину к лобовому стеклу. И засмеялся, и захохотал надо мной, и ударил крупными тяжёлыми каплями по стеклу, смыв частыми струями яркие краски на капот.
Впереди погасли стопы, и машина тронулась. Я включил первую, и машинально включил дворники. Всё стало вдруг прозрачным, всё таким же угловатым и унылым. Пока доехал от детсада до гаража дождь закончился. Совсем.
Оставалась только дымка ртутных конусов. И я, серый пешеход, ведущий за руку ребёнка. И мой сын, мальчик в яркой красно-синей куртке, сверкающей разноцветными светоотражателями…