Жил бы я себе и не тужил. Ну и выполнил бы древнюю мудрость, что настоящий мужик должен сделать в своей жизни. Построил бы тещу, вырастил брюхо, ну и посадил кого-нибудь будучи прокурором. Но все получилось не как в сказке, прокурором стать не сумел, умом видать, не вышел…Брюхо тоже как-то с голодухи не очень росло, а что касается тещи… так тут ваще труба, как бы самого на хрен не загоняли.
Был я в молодости веселым и озорным чуваком. Кто-то поверит, а кто-то, может быть и нет, но первый раз изловили меня на конечной остановке трамвая троечки. С огромным трудом удалось мне выбраться из этих узких проклятых трамвайных дверок, пиная и матеря безмозглых сварливых и во все дела сующих свои сморщенные бородавчатые носы старушек. И тут нарисовались они, наши доблестные милиционеры, подхватили меня под белы рученьки и потащили в сторону своего отделения, пару раз уронив для профилактики об рельсы. Неспешно мы продвигались в установленном направлении. Если я  не сильно быстро  перебирал своими ноженьками, получал приятное ускорение в виде затрещины или пинчары под зад типа кирзовым, скорее всего, аккуратненьким таким сапожком. К моменту доставки меня к отделению ум мой значительно просветлился и объяснения мои были четкими и вполне вразумительными. И нельзя сказать, что был юмор какой-то в моей писанине, но дежурный зачитывал его во весь голос каждому из входивших оперов. Окончание чтения всегда заканчивалось для меня одинаково- пинком, тычком, подзатыльником или затрещиной и общим ржанием во весь голос всех присутствующих:
- Ну, юморист- писатель, мать его за ногу!- и опять раздавался очередной пинок по моей хребтине.
Гы-гы-гы…
И вот очередное открывание двери, входит крепкий пузатенький дяденька с хитрыми усиками, подзаплывшими от жира глазками и какими-то там звездами на погонах:
- Что здесь за ржание лошадиное!?- строго спросил он.
- Товарищ, подполковник! Вот парнишку привели, послушайте, что насочинял он нам тут. И опять громким серьезным голосом начал зачитывать:
- «Я не заплатил за свой мотоцикл в трамвае как за багаж, потому что это никакой нихрена не багаж, а мотоцикл. А послать подальше кондуктора мне пришлось потому, что она все пятнадцать остановок паслась около меня и портила мне нервные клетки. Hа моем месте мог оказаться любой мотоциклист, у которого вот-вот кончится бензин. К тому же я свой мотоцикл в салоне трамвая заглушил. Это мне плюс.»
- Ну красавчеГ!- прыснул от смеха подполковник. Немного поржав опять всем стадом, подполковник спросил:
- И что делать с ним будем?...
…На следующее утро я немного скрюченный тащил свой мотоцикл, получая опять тычки и затрещины, но теперь уже от своего отца, что-то бурчащего и рычащего в мою сторону, который размахивал квитанцией об оплаченном административном штрафе.
В очень ускоренном темпе мне пришлось подыскивать себе работу, т.к. родственники мои по восходящей линии кормить меня наотрез отказались и вообще сказали, что я уже здоровый жлоб и свои фокусы должен расхлебывать самостоятельно. Ну, ясен пень, нормальной работы, хрен кто мне предложил бы. Но люди всякие нужны, работы разные важны. Приперся я на вокзал и предложил свою супермегаважную персону в качестве грузчика. ГрузчЕГ, конечно, я со своим рахитичным телосложением никакой, но тетеньке из отдела кадров, видать, жаль меня стало, и она приняла меня, почти без колебаний. Хотя как я и говорил раньше, грузить я мог разве что только словесно, потому бОльшую часть рабочего времени проводил в рассказывании анекдотов и травле баек о своем счастливом прошлом. А благодаря моей тупости, или действительно столь оригинальной и неадекватной судьбе, сослуживцы и коллеги мои меня полюбили, работать мне приходилось немного. Но и этого особо не хотелось. Руководство материло меня за мою ленивость и нерасторопность, особенную активность я проявлял только в день зарплаты. Это были самые счастливые дни, после которых мы все грузчики долго еще не могли работать, зарплаты конечно на долго не хватало, но солидарность при отмечании крепкими напитками нашей получки, помогала растянуть затуманенное удовольствие на пару недель. Пили мы с утра и до вечера и пили все подряд, не гнушаясь ничем. Вставать на работу приходилось очень уж рано, и череп иногда так ломило, что мне казалось все-таки моему огромному мозгу не хватает места в этом костяном склепе… И вот однажды в очередной раз я с утра не смог пересилить себя и не приперся снова на работу. Тетенька из  отдела кадров кричала, вращая маленькими свинячьими глазами, кричала так громко, что ее коровьи сиськи прыгали и тряслись как бешенные. Кажется, ее сиськи были еще больше не довольны мною, чем она сама. Я стоял молча, уткнувшись осоловелым взглядом на ее беснующиеся сиськи, и мучительной болью в голове ощущал ее крики, словно какой-то колотушкой долбили по моему пустому чугунку.
- Пишите объяснительную на имя начальника!!!- взмахнув кулаком, закончила она, уловив мой безучастный ко всему происходящему и к ее словам в том числе, взгляд на своих сиськах.
«  15,16,21,27 числа сего месяца я не смог выйти на работу в связи с тем, что дверь оказалась забаррикадирована снаружи соседями, которые недовольны и серьезно озабочены тем, что встаю я в полпятого утра и не даю никому спать не только по вечерам, но еще и утром. Поэтому прошу перенести начало моего рабочего дня на более позднее время или выделить мне отдельно стоящее жилище (желательно коттедж)".
Как вы понимаете, на работе после такого объяснения долго я не задержался. Скорее всего, я предполагаю, просто не было возможности у администрации вокзала предоставить мне никакого коттеджа, не было у них на тот момент свободной жилплощади, а так ни за что бы они меня не выгнали. Хотя подозреваю, что, возможно, моя вторая объяснительная записка, написанная после этой ровно через три дня уже не смогла вызвать слезы жалости у руководства, и больше мне не предлагали никаких вариантов времени для исправления. А написал я во второй записке буквально нижеследующее.
«Вчера я не вышел на работу, т.к. проспал из-за того, что не спал всю ночь, обдумывая формулировку для объяснительной по поводу моей очередной неявки на работу…»
Не прошло и пяти дней с тех пор как я оказался безработным и сидящим на скамеечке с бутылочкой пивка, как вдруг опять явились передо мной словно в страшной сказке двое из ларца одинаковы с лица в серой форме с фуражками. Скрутили мне ручки за спину и погнали меня к знакомому до боли  в заднем проходе отделению.
- А опять нашего пЕсателя- юмориста привели,- заржал тот же самый дежурный.- Ну-ну, Афтар пЕши Исчо, - веселился он, подавая мне лист и бумагу, отвешивая другой рукой смачную оплеуху.
И начал я опять писать, вспоминая события предыдущего дня.
«Вчера поздно вечером сидел я на скамеечке возле своего двора, был я фактически трезв. Я и сейчас фактически трезв, пиша это объяснение. Три бутылки водки и ящик пустых бутылок из под пива, стоящие рядом с моей скамейкой были оставлены там не мною, т.к. от такого количества спиртного мой растущий детский организм просто помер бы на месте,  не приходя в сознание. Потому прошу считать указанные бутылки не моими. Откуда взялся алкоголь в моем анализе - я не знаю. Возможно, что подкинула враждебно настроенная жена Злобина, чтобы испортить отношения со мной, основываясь на анализах. Что касаемо существа вопроса, то сообщаю. Получив укус от овчарки гражданина Злобина, я поднялся домой, взял бейсбольную биту и, невзирая на боль, вышел во двор, чтобы поиграть в бейсбол. Собака гражданина Злобина, видимо узнав меня, бросилась на мой бейсбольный мяч как раз в тот момент, когда я, невзирая на боль, наносил по нему удар. Виновным себя в гибели собаки гражданина Злобина не считаю, невзирая на боль.»
Ржали все. Мне одному было не до смеха. Утром меня повезли в суд. Голова жутко болела, толи от выпитого, толи от вбиваемых ментами умных мыслей. Началось судебное заседание. Судья в длинной рясе стоял или сидел напротив меня и задавал какие-то вопросы:
-  Для установления анкетных данных ответьте Суду " Каково Ваше семейное положение?"
- Нормальное, ответил я.
Судья был видать веселым человеком и не унимался, решил надо мной поприкалываться и стал уточнять:
- Ну, нормальное, это у кого как. У кого-то нормальное - холост, у кого-то женат. У Вас-то как?
-  У меня - Хорошо,- ответил я. Судья сказал (глубокомысленно):
- Понятно….,- и больше на эту тему не шутил.
Дальше последовали еще какие-то вопросы, одним из которых был:
- Поделитесь с Судом, какое у Вас образование?
-  Ну, так, слабое…,- проговорил я, - нечем мне тут делиться с Судом.
- Да нет, уж позвольте,- немного поржав, не унимался судья, похожий на развратного, ежедневно бухающего попа.- Поделитесь с Судом информацией хотя бы… К примеру, об оскорблении чести и достоинства сотрудников милиции, задержавших Вас во дворе…
Я оборвал его занудный монотонный допрос своим ответом:
- Никого я не унижал, уважаемый Суд. А сотрудника по привычке (машинально) я назвал «козлом». СлОва «вонючий» я не произносил и не нюхал его. Сотрудника этого Самохвалова я не бил, а только сказал, что он плохо относится к своим обязанностям милиционера. Однако я не отрицаю того, что слово иногда ранит и калечит, что и подтвердил случай с  Самохваловым. Затем, сотрудник милиции, а именно, Журин, попросил меня успокоиться и пройти с ними в ОВД Зюзинского (с) района, на что я действительно стал выражать свое недовольство, отказывался идти, но не стал выражаться в адрес сотрудника милиции  грубой нецензурной бранью, а именно, не называл его ментом паршивым, мужчиной нетрадиционной ориентации, и не посылал в различные женские и мужские половые органы, не называл  его вонючим животным- козлом и не обещал совершить с ним оральный и анальный половые акты. Совсем даже наоборот, Журин сам, выражаясь нецензурной бранью в адрес моих родных и близких, стал угрожать мне физической расправой, отождествляя меня при этом с женскими и мужскими половыми органами, его угрозы я воспринимал реально, так как он, кроме того, грозил испортить мне анальное отверстие, придав ему форму немецкой свастики. Под давлением угроз и опасаясь за сохранность органов моего тела, я выполнил его просьбу и проследовал в ОВД, в связи с чем считаю, что Журов совершил по отношению ко мне насильственные действия сексуального характера. Так что состава преступления в моих словах и действиях я не вижу.
Гоготали все, когда поутихли, судья продолжил:
- Подсудимый! Отвечайте, когда я Вам предоставлю слово. Не перебивайте суд,- он утер скупую слезу то ли от жалости, то ли от смеха появившуюся на его сморщенной щеке, и продолжил распросы про собаку Злобина… и соседского кота…
- Кота я этого не мучил, а топил. Просто он долго тонул и орал из кастрюли до двух часов ночи. Там же еще эхо, но тут уж я поделать ничего не мог…
Ржали все, мне одному было все это не весело, и я с нетерпением ждал окончания данного мероприятия. Меня опять осудили к уплате административного штрафа и еще присудили работы какие-то профилактические, участкового, кажется, ко мне прикрепили наблюдать или что-то типа того, особо я не вникал.
Штраф нужно было платить, денег у меня не было. Я прикинул и решил пойти на вокзал и подзанять немного у своих бывших сослуживцев, думаю, вряд ли они бы  отказали такому хорошему человеку как я. Кое- как путем уговоров и серьезных объяснений я выпросил немного денег у Степы, пообещав ему не более чем в двухнедельный срок вернуть, хотя хрен знает, чем я ему мог вернуть эти деньги, а особенно в двухнедельный срок.
Приближалась зима, я отходил от вокзала, шмыгая разорванными башмаками по свежевыпавшему снегу… Решил я не платить никакой штраф, а купить себе лучше новые зимние сапоги, и опять это была моя роковая ошибка. Сапоги-то я купил, потратив почти все деньги, остальное потратил на бутылочку-другую пива. Пиво- священный напиток, осветлило мой ум и протрезвило сознание.  Даже, не дойдя до дома, решил я вернуться и сдать эти сапоги обратно. Зачем мне эти сапоги?! В итоге, конечно, никто сапоги обратно принимать не стал, а я всего- то дошел в них от магазина до дома… Сапоги в магазине я оставил, но денег таки мне не вернули. Убегая от охранников магазина, я решил вновь вернуться на вокзал, в надежде на то, что мне снова удастся еще занять денег. Надежды мои не оправдались. Вечер я коротал в линейном отделении милиции вокзала.
«…Чтобы доказать товароведу магазина "Сапожок" А. Hабойко, что я сдаю сапоги, потому что у них слишком широкое голенище, мне пришлось их надеть ей на голову и застегнуть молнию. Также могу заявить в свое оправдание, что я не застегивал молнию до конца, чтобы товаровед А. Hабойко могла дышать, но денег они мне за сапоги так и не вернули, а натравили охранников. Опечаленный данной ситуацией, я спустя пол часа встретил своего будущего собутыльника Андрюху, с которым и познакомились поближе на месте. Мы подошли к гражданину Иванову и попросили закурить, на что тот ответил, что он знает карате. Расстроившись, что нам не дали закурить, мы заплакали и, вытирая слёзы, случайно задели гражданина Иванова за лицо. При этом гражданин Иванов сам дал нам деньги, чтобы мы вытерли ими слёзы. Андрюха нанес потерпевшему Иванову (фамилию забыл) не менее 15 ударов руками и ногами ПО УШАМ, причинив последнему переломы 8-11 ребер слева, разрыв легкого и т.д. и т.п. точно не помню. Признаюсь, что я ударил этого Иванова  арматурой по голове один раз за то, что он нанес словесное оскорбление сексуального характера половым органам моей матери. Потом я купил еще одну бутылочку и хотел выпить ее в лесу. Но так как леса поблизости не нашлось, пришлось выпить ее в телефонной будке. После чего, я нечаянно сходил в туалет за этой будкой. Пьяным я был  к тому времени по причине того, что много выпил. Но пьяным был первый раз в жизни. Раньше никогда не пил. Разве что на свадьбах и юбилеях. Но, можно сказать, это было как бы тренировкой... А тот красный чемодан на вокзале я красть совсем не собирался. Проходя мимо потерпевшего, я поскользнулся, машинально схватился за его чемодан, после чего по инерции пробежал с ним где-то 50-100 метров... Затем услышал выстрел. Сержант милиции Петров, как я потом узнал его зовут, совершил предупредительный выстрел в воздух, но не попал. О своем преступлении я уже написал явку с повинной, в чем чистосердечно раскаиваюсь...