Был ли в этот день дождь или снег, тепло ли было или холодно, светило ли солнце или тяжелые грозовые тучи резво катились по вечернему небу – никто, наверное, уж и не вспомнит. Но то, что в этот день не стало одного из самых примечательных людей города Чижевска, помнят все от мала до велика.
***
Сережик был одним из тех представителей сумасшедших, которых наверняка можно увидеть в  любом русском городе и чем меньше город, тем ярче и значительней будет казаться фигура этого представителя. На вид Сережику было лет двадцать, он безнадежно шепелявил, при разговоре постоянно плевался. Одевался в то, что бог пошлет. И, конечно же, чего уж лукавить, как и во многих других случаях, роль этого самого бога исполняли все те же люди  - как раз богобоязненные старушки или просто добрые тети. Мужчины же были более суровы по отношению к душевнобольному: иногда давали звонкие затрещины, искренне полагая, что Сережик попросту притворяется, иногда тихонько били, весело передразнивали его манеру говорить. Но и среди мужчин попадались те, кто мог, например, одарить блаженного паренька монеткой, рваной купюрой или даже угостить, упавшим на землю, мороженным. На жизнь Сережик не жаловался, а скорее даже просто не имел такого понятия как «жаловаться». Привыкший жить в постоянной нужде, Сережик с самого детства впитал в себя все уличные пороки. Он курил, пил и даже бранился, но не так безрассудно как это привыкли делать мы. Он крыл ругательствами тщательно выбирая слова, и только тех, кто не мог уже больше ходить, разговаривать, дарить на новый год детям подарки, и, конечно же, мыслить. Как многие могли уже догадаться, Сережик ругал покойников. Ни одна похоронная процессия не обходилась без его участия. Каждый в городе знал, что скрыть втайне от Сережика чью-то кончину, вряд ли получится. Вот ГАЗелька мчит по городу, несет с собой багаж из костей и мяса. А Сережик уже возле кладбища сидит, курит папироску и в небо дым выдувает. Вот процессия из-за поворота показалась, подъезжают. Остановились тихонько, вынесли гробик, стали на руках нести к могилке, а Сережик сбоку идет и кричит во все горло:
- Пидарас ебаный! Вот тебе блядь и черви твои к тебе же и возвращаются! Много червей! И в рот тебе сука! И вжопу залезут! Все съедят! Все выгрызут!
И как всегда в Сережика летят камни. Он уворачивается, пытается что-то еще прокричать, но случайный камень, попавший в лицо, все же заставляет горе оратора спешно покинуть кладбище.
***
Все его родственники находились в ожидании скорого конца. Партасов Алексей Егорыч, прославленный спортсмен и неоднократный призер чемпионатов мира по греко-римской борьбе, гордость города Чижевска, лежал тихо: не стонал, не ворочался, не причитал. В его глазах нельзя было разобрать чего-то конкретного. Глядя в них, одному могло показаться, что Алексей Егорыч отрешенно думает, другому, что внутренне рыдает, третьему же казалось, что жизнь уже давно покинуло это дряхлое тело и что глаза всего лишь глаза, не больше и не меньше. На самом же деле правы были абсолютно все. Прославленный спортсмен  много думал, вспоминал некоторые особо памятные моменты жизни, и действительно внутренне рыдал. Алексею Егорычу хотелось кричать, рвать на себе волосы, плеваться и стонать, брыкаться и бить по постели, по тумбочке, по себе самому, но тело не слушалось его, давно как не слушалось.  Тогда, в очередной раз, осознав свою беспомощность, Алексей Егорыч впадал в беспамятство. Ничто не беспокоило его тогда, ничто не интересовало, не было больше в его мыслях дурного и злого, доброго и радостного. Лишь цвет лица его, с каждым таким погружением в себя, становился на чуточку темнее. Провожали прославленного спортсмена всем городом. До кладбища несли гроб на руках от самого дома, а это не многим не мало, около десяти километров. Оркестр играл что-то очень грустное и угнетающее. Слыша эти звуки, люди невольно содрогались, по телу начинали бегать мурашки, дыхание становилось тяжелым и частым, в сознание каждого человека стал заползать давно забытый всеми страх. Тот самый первый страх, который еще в детстве заставлял нас просыпаться среди ночи, обезоруживая нас, делая навсегда в разы слабее, вынуждая стать перед  неотвратимостью смерти на колени и каждую ночь перед сном  неосознанно вымаливать у неё для себя еще месяцок, еще денек, еще часок. Так в первый раз, перепуганными глазами глядя на встревоженных родителей мы задавали один и тот же немой вопрос: «Неужели когда-то я перестану быть?» Так и в последний раз задал он все тот же вопрос. Но никто об этом не узнал.
Сережика на кладбище нигде не было. К могиле гроб подносили молча, чуть замедлив темп, словно давая возможность кое-кому все же поспеть к мрачному торжеству. Но гроб опустили вниз, спокойно без ругательств. Вот уже вдова бросила первую горсть земли, за нею сыновья, а затем уже и все остальные. Заскребли лопаты о сухую землю. Деревянный крест поставили, вот уже и классический холмик образовался, а Сережика все нет. Поперешептывались  люди, сели в автобусы, да и поехали, кто поминать, ну а кто по своим делам.
***
А на следующий день его тело с отрезанной головой нашли в канализационном люке. Так бы может даже и не опознали, за бомжа бы приняли да успокоились, если бы вдруг голову неподалеку не обнаружили. Потом вдобавок оказалось, что голова эта Сережику принадлежит и у головы этой язык отрезан. Весть эта тут же по городу разнеслась. Все местные газеты об этом написали, журналисты расследование независимое стали проводить. В общем, пришли к выводу, что это семья спортсмена сделала. Но у милиции, конечно же, другое мнение было. Повесили все на алкаша какого-то, такого медленного в движениях своих и безобидного, что при виде его просто хотелось смеяться. Ну а вскоре все вроде бы улеглось. Но событие это еще долго не выходило из умов местных жителей.
Так шло время, уходили из жизни разные люди, но всякий раз при погребении, кто-нибудь из толпы непременно должен был отпустить в адрес покойного какое-нибудь непристойное ругательство, так или иначе связанное с его профессией. Считалось что без этого ну просто никак нельзя. А вот тринадцатого ноября ничего такого не говорили. Ну, вы и сами прекрасно все понимаете.