На этой небольшой площади сегодняшним поздним вечером собралось много разношёрстного народу. Подростки в кричащей одежде, солидные дядьки в строгих костюмах, пары и парочки во взаимных объятиях – все слушали троих небритых неформального вида парней, по очереди игравших на гитаре, и пили холодное и пенное. Трубадуры были разного роста, разных манер и темперамента и, соответственно, играли разную музыку: высокому с крашеными волосами нравилось меланхолично завывать на инязе, бритый в чёрных очках пускал в толпу драйв и панковский бесшабаш вперемешку с матом, а третий был во всём средним арифметическим между первым и вторым. Дело близилось к часу ночи.

Прямо перед коробом с мелочью для исполнителей примостились двое: пацан и девчонка, оба лет восемнадцати. Рядом ошивалось милое создание лет шести в сарафанчике и с бантами, иногда подходившее к ним и тянувшее их по очереди за рукава. Отходя, оно игралось на траве газона будто в городки пустыми бутылками из-под пива, полученными от заботливых мамы и папы «на вечер»: сначала поллитровки выставлялись в ряд, потом по ним кидалась большая пластиковая баклажка с опивками; всё несбитое девочка раскидывала ногами в босоножках с большими пряжками. Няньки, между прочим, давно забыли о ней и сосались в полупьяном бреду.

Вдруг музыканты заявили о том, что им пора на последний поезд метро и спели последнюю. Многие из стоявших плохо переварили происшедшее, но бросились шатающейся походкой за ними. Пацан последовал стадному инстинкту, ухватив дочку «на вечер» под мышку, а девушку – за руку, и резво двинул в подземку.

В одном из спальных районов, час спустя, распахнулась внутрь входная дверь, и парочка ввалилась в темноту квартиры. Плохо стоявшие на ногах сначала присели в глубоком засосе, позже - томно поставили ладони на паркет, а потом и вовсе начали медленно перекатываться по полу. Костлявая девушка пару раз ойкнула из-за неудобства, но парень заткнув ей рот привычным способом, стал стягивать с неё колготки в крупную сеточку. Свет фонаря, порезанный на ромбы узором занавесок, растёкся на полу в спальной.

В одном из вагонов метро, стоявших в депо, очнулась от мерзкого зловония девочка с большими пряжками на босоножках. Запах исходил от ужасного бомжа, сидевшего в углу и справлявшего свои надобности. Шок, страх и ужас переплелись между собой, и словно верёвка висельника, неожиданно и с болью сдавили ей маленькое горлышко. Как её могли забыть? Она же говорила, что устала от шума гитары, сигаретного смога, и что хочет домой - спать… Эти двое и не хотели слышать… Вот и заснула по пути прямо в вагоне… А её забыли…

Бомж встал, тяжело выпрямился, натянул на себя мешковатые штаны и двинулся к ней… По горлу прополз царапающий и тяжёлый, словно  моток колючей проволоки, комок, упав в животик. Стало очень трудно дышать, и она грохнулась на грязный пол, сильно ударившись о край сидения головой. Бомж насторожился. Он медленно и осторожно подошёл к её тельцу, раскинувшемуся на полу, словно тушка подстреленного охотником зайца, и приподнял ей голову. Увидев на затылке мокрое пятно, он и сам испугался не на шутку. Всё, что пришло на его ум, измытый волнами разных спиртов, было – выкинуть её через окно, а самому – разжать дверь и выбраться куда-нибудь подальше отсюда. Второго удара – уже о рельс – кукольная головка не выдержала. Тусклый свет замедлял бег маленькой капельки крови вниз по гладкой стали и сгущал её цвет до тёмно-багрового.

А в спальном районе раздавались приглушённые чавкания и вздохи. Фонарь теперь будто расположился на софите, в свете которого в ночных клубах происходят копошение и плавают клубы сигаретного дыма.