Как-то мне довелось в моложавости,
Когда сопли остыть не изволили,
В монастырской убогой епархости
Прозябать куртуазно запоями.

И привЕден ко мне был на исповедь
Полупьяными людями Берии,
Врачеватель, всё мямлящий проповедь,
О какой-то там сталинской премии.

То был Фёдор Михайлович Бехтерев
Углублённый в своё помешательство,
И твердивший как загнанный тетерев,
Про грузинскую суть издевательства:

"Ведь тебе и не ведать, убогому,
Со брадою и знатной кадилаю,
Что не веруют сталинцы в бога-на,
Со своим пригрузинским мудилою!

И у них паранойя проклятая
Засорившая мозги им серые,
И поэтому лица носатые
Их - угрюмые и оголтелые."

Не успел совершить покаяние
Врачеватель присталинской премии
И отпущен был на растерзание
Злому Сталину с лапами Берии.

Я же смылся из дряхлой епархии
Обретённый изяществ прозрения
В политической блядской иерархии
Прогрузинской структуре мышления.

И смотрю телевизор спокойно я,
Наблюдая слащавые выпады
Необдуманные, но застольные,
Словно Сталина буйные выходы.