В большой барабан монотонно стуча,
В обрезках сатиновой веры,
Окисленный бюст старика Ильича
Несут хоронить пионеры.

В заржавленный горн похоронно трубит,
Седеющий статный вожатый.
На север, к болотам ведет их магнит,
На стрелке компАса по карте.

Под тяжестью детских шагов тает грязь.
Желтеет камыш на затонах.
Вожатый кроссовкой ступил, матерясь,
на зыбкость площадки понтона.

За ним ручейком устремился отряд.
На палубе бюст водрузили.
Шестом оттолкнулись и мрачно стоят,
В прощальном салюте застыли.

На чёрной воде красный блеск кумача,
Сереют вверху небеса.
Как слёзы на впалых щеках Ильича
Лежит ледяная роса.

Осенний норд-ост колыхает понтон,
В средине гнилого болота.
Вожатый глотает тайком самогон
и прячет глаза отчего-то.

Последней молитвой, звенящей струной
Поёт на корме звеньевая.
Подходят прощаться. Один за одной,
Учителя бюст лобызают.

Закончили. Стройся! - орёт рулевой.
Отряд ровным строем застыл.
Вожатый толкает дрожащей рукой
Бюст в воду. Тот падает в ил.

Ложись! - раздаётся отчаянный крик.
Все смотрят на девочку Зину.
Та, с Лениным гладя заветный дневник,
Чеку достаёт из корзины.

"Один, два и три" - и вожатый завис
Над чёрной холодной водой.
Отряд наблюдает, как падают вниз
Очки с накладной бородой.

Огонь, дым, осколки и щепки кружАтся.
Проносится Зинкина грудь.
В холодной воде пионерское братство
Распалось. Все стали тонуть.

Всё стихло. По берегу ходит вожатый
В кроссовках и термо-белье.
Лежат пионеры - белесые пятна
На топком и илистом дне.

Шуршат камыши от холодного ветра,
Мерцает звезда как свеча.
Уходит в трясину, почивший навеки,
Окисленный бюст Ильича.

________________________________

Я был пионером. Да многие были.
Морозов, Корчагин, Тимур?
На Ленина, думаю, втайне дрочили
десятки восторженных дур.

Кто все эти твари, что в бой с барабаном,
В кулак по пути хохоча,
Ведут за собою, кто трезвый, кто пьяный,
Людей хоронить/воскрешать Ильича?

Кто, рьяно напялив политиков маски,
Несёт ахинею свою?
Простите, не верю в подобные сказки.
Я всех их вертел на хую.