Утро ударило турецкой саблей по векам спящего нагишом человека сквозь разрезы тяжелых портьер на окнах президентской спальни. Михаил Николозович тяжко застонал, предприняв попытку перевернуть рано обрюзгшее, рыхлое тело на другой бок, не столь подверженный принудительной инсоляции. Попытка, не оправдав дежурной присказки жестокого мингрела Лаврентия Берия, обернулась внезапной пыткой. Острый локоток лежащего слева мальчика, как обычно и бывает по пресловутому закону подлости, вонзился точнехонько в президентскую глазницу.

- Бляаадь! Реваз, да ебать тебя в драную сраку, больно, бляяя! – Как всегда в критических ситуациях, Михаил Николозович предпочитал выражаться грязным языком исконного врага грузинского народа, чтобы жертвы его мягкой критики как можно острее чувствовали всю глубину своего комплекса национальной неполноценности, и копили бойцовскую, революционную злость для грядущих сражений. Стеганое одеяло с кровавым крестом Георгия на белом фоне, покрывавшее огромную кровать под пышным балдахином, зашевелилось, показались заспанные личики девочек и мальчиков. Некоторые из покидающих спальные норы шелкового сексодрома были в форменных галстуках национально - патриотических движений, что лишь подчеркивало прелесть их тонких шеек. Заспанные черные глазенки саакят выражали привычную смесь ужаса и безграничного обожания. Однако негодник Реваз, зная глубокую привязанность вождя к своим глубоко перс-анальным талантам, ограничился лишь лукавой улыбкой бесенка и повиливанием персиковой попой.
- Все обещаете, обещаете, Михаил Николозович. – Тут, окончательно распоясавшийся паршивец приподнялся, приняв позу «а ля Даная», и подул на локоток.
- Рука Москвы, мой господин. Меня завербовали чекисты для смертельного минета. Секретная техника, черный пояс. Вы чувствуете, господин,  этот предательский холодок внизу живота?
Тяжелая рука президента смачно шлепнула юного развратника по заду.
- Допиздишься ты у меня. Вот подарю Мерабишвили…
- Нет, нет, мой господин! Умоляю, кому угодно, но не дяде Вано! У него же только в тюрьме, на пытках встает!
- То-то же.
Президент со вздохом опустил полные ноги на персидский ковер ручной работы из резиденции Абашидзе. Трофей со старательно законсервированными пятнами крови из носов аджарских телохранителей напомнил минуты великой личной радости и общенационального триумфа мирного объединения. Шустрые маленькие ручки проворно обули стопы властелина в восточные туфли без задника с роскошно изукрашенными загнутыми носами. Голова Михаила Николозовича раскалывалась на части. Во рту явственно ощущался привкус фекальных масс.
- Вах, зачем же я так вчера? Забыл. Вот черт… Вах, да ведь повод какой был! МЫ – в НАТО!!!
Воспоминания о празднике по поводу колоссального исторического события захлестнули теплой волной воспаленный мозг, заставив боль ненадолго отступить. Тем паче, что маленький и злой постельный деспот Реваз все-таки смилостивился над хозяином, и поднес на коленях хрустальную чашу ледяного кефира.

Опорожнив сосуд до дна, Михаил Николозович пропустил по телу разряд нервной дрожи и с удовольствием, носившим ярко выраженный мазохистский характер, вернулся в прекрасную реальность. В углу спального покоя что-то глухо захрюкало. Президент грозно, но бессмысленно вперил очи в подвешенный на крюке черный латексный манекен, голову которого туго обтягивал старый советский противогаз, расписанный маслом в стиле раннего Пиросмани. «Хобот» противогаза провисая между ног висельника, исчезал сзади, в промежности черных кожаных штанов. Созерцание латексно-кожаного объекта ввело властителя в благородно-тупой ступор похмельной медитации. Возможно, у благородного мужа на смятой кровати и был шанс войти в историю ревностным последователем принца Сиддхартхи, но чучело вновь конвульсивно дернулось, и музыкальный слух реципиента был грубо оцарапан немецкой прямотой слова «Швайн!», очевидную некультурность которого не смягчили даже протяженные голландские гласные. Саакашвили лениво хлопнул в пухлые ладоши.
- Дети, снимите тетю Сандру!
И, наблюдая веселую суету будущей политической элиты Грузии в секторе лебедок и шипастых фаллоимитаторов, президент лениво подумал: «Опять, чертенята, в Жванию играли. Хорошо, хоть газового обогревателя не нашли. Может, чего-нибудь с Бурджанадзе интересное придумать? А то все одно и тоже… Хотя, нет. Бабушку революции пусть  Тузик…Розочкой, хо-хо.»
- Одеваться!
Знакомый сигнал всколыхнул дремавших у дверей лакеев, быстро втащивших в опочивальню огромное венецианское зеркало и приготовленную по случаю праздника одежду. Михаил Николозович придирчиво оглядел дизайнерские изыски.
- Так. Давид-Строитель. Нет, корона мне не идет. Царица Тамар… Это вечером, после абсента. Тааак… Вот, это уже интересно.
Лакей услужливо подал белоснежный бешмет с золотыми газырями, широченную бурку с размашистым логотипом Дольче и Габбана, вышитым черным жемчугом на спине и огромный кинжал в изукрашенных ножнах.
- Златоустовского завода клинок, - подобострастно прошипел на выдохе холуй, - Рукоять кизлярская... Ой!
Хлесткий звук барской пощечины отвлек постельных дежурных от ленивого утреннего разврата.
- Вы что, маймуны, с ума посходили?! Оружие русских оккупантов на лидере европейской интеграции! Поубиваю, нах!
Проштрафившийся лакей, испуганно взвизгнув, выбежал в двери, где мрачные бородачи в сванских шапочках ловко подхватили его под руки, и, заглушая вопли несчастного могучим потоком грузинской полифонической распевности, повлекли к припаркованному у входа черному «Хаммеру».
-    Уроды… - Уже остывая, пробормотал вождь. – Ничего не могут. Хочешь сделать хорошо, сделай все сам. – Реваааз!

Через полчаса, благоухающий одеколоном «Заназибар» Саакашвили вошел в зал заседаний. Фуражка – «пиночетка» с высокой тульей, белый френч и черные галифе в лаковых ботфортах делали массивную фигуру вождя еще более брутальной. Присутствующие с легким стоном поднялись с мест. Лучше всех выглядел представитель Североатлантического Альянса, бригадный генерал Алоизий Шкварк, могучий старик с седым ежиком волос над продубленной ветрами Албании красной физиономии с сизым носом.
«Старая школа, стаж», – С ноткой зависти подумал Михаил.
- Садитесь, господа.
Народ со стоном повалился на кресла. Выдержав паузу по Станиславскому, Михаил Николозович обвел присутствующих блестящим взглядом.
- Итак, господа.  Героические усилия и многолетние лишения грузинского народа не пропали даром. Наши друзья из Североатлантического Альянса оценили возможности великого и демократического грузинского государства. Однако…
Тут вождь снова сделал эффектную паузу, и внимательно посмотрел на согласно кивающего генерала Шкварка.
- Однако… Стать по-настоящему великим государством Грузия сможет только тогда, когда вернет под свой контроль захваченные промосковскими мятежниками исконные земли грузин.
Генерал Шкварк крякнул, и стукнул по столу кулаком.
- Гуд. Мы есть готовы оказать любую вооруженный помощь. Хоть завтра. Но есть политик. Нюанс, йес?
- Какой нюанс? – Брови президента угрожающе нахмурились. У нас есть договор…
- Йес, йес, - Успокаивающе поднял ладони генерал. Договор йес. Мы – готов. Но мы есть искать гуд повод. Оружий массовой поражений, геноцид там… Ферштеен?
- Яволь, натюрлих, майн фюрер, - Михаил Николозович шутливо приложил руку к козырьку и повернулся к начальнику генштаба полковнику Николеишвили.
- Леван, что там у нас с поводом?
- С поводом все хорошо, батоно. Ракетный обстрел русскими оккупантами мирных грузинских сел с территории Южной Осетии. Терроризм и геноцид, все, как заказывали.
- А конкретнее? Следы, доказательства?
- Пожалуйста.
Полковник повернул свою квадратную рыжую голову в угол зала:
- Сосо, давай картинку.
Свет в помещении погас, на опустившемся экране запрыгал луч проектора. Собравшиеся, жадно глотнув холодной минеральной воды «Боржоми» с привкусом трубопровода «Баку – Тбилиси – Джейхан», уставились на экран. Камера предъявила большое полуразрушенное здание, перед которым ползали на коленях два человека в военной форме.
- Что за руины? – Мрачно осведомился президент. Головная боль вновь дала о себе знать.
- Дворец спорта в Самцхе-Джавахетии. Президентский подарок армянской диаспоре на годовщину независимости. – Услужливо пояснил рыжий Леван.
- А-а, - неопределенно протянул президент, припоминая номер своего банковского счета в Швейцарии.
Оператор сделал наезд, и на экране возникли небритые физиономии двух сержантов, задумчиво склонившихся над фаллосообразным объектом из папье-маше, по прихоти творца снабженным в задней части резиновыми лопастями от советского вентилятора.
- Гиви, так какой колор будэм наносить?
- Давид, а ты когда-нибудь русские ракэты видэл?
- Вах! Видэл, канэчно, мамой клянус!
- И какие они были?
- Балшие. Бэлые – бэлые. – Давид на секунду задумался. – С болшой красный головка!
Гиви с сомнением покачал головой.
- Давид, балшой и бэлый может быть только русский жэнщин.
Давид с достоинством поднялся, положил кисть, и отряхнул руки.
- Ну, эсли не вэриш, то тогда сам крас, и сам подбирай колор…

- Достаточно! - Президент зло стукнул стаканом по столешнице.
Зажегся свет.
- Халтура, ох, халтура… - зловеще протянул Михаил Николозович.
Присутствующие втянули головы в плечи. Назревал очередной высочайший разнос. Многие по привычке ощупали в карманах тюбики с вазелином.
И тут неожиданно положение спас генерал Шкварк.
- Иц гуд. Вэри-вэри гуд!
- Что, гуд? – недоверчиво переспросил президент.
- Ракет иц гуд.  – Упрямо гнул свою линию седой натовский вояка. – Ми есть отправлять фильм в Лэнгли. Филиал Голливуд. Там есть делать спецэффект. Вэри гуд эффект. Бин Ладен видел? Гуд эффект.
- Интересно, - пробормотал заметно смягчивший президент. – А если проверка будет?
Генерал улыбнулся вождю, как своему внуку – несмышленышу.
- Май френд Миша. Спик ми – кто есть будет делать проверка?
- Ну… Международная комиссия…
- Йес! – искусственная улыбка Алоизия пустила блики по комнате. - Международный! Генерал стал медленно разгибать пальцы на руке: Эстоний, Поланд, Великобританий…
Последние слова потонули в громовом дружеском хохоте. Обстановка в зале разрядилась.
- Но! – Шкварк торжественно воздел перст к потолку. – Требуютца мирный жертв агрессий. Много, много невинный жертв агрессий! Народ Америк и Европ любит, когда много кровавых жертв!
- Жертвы будут.
Спокойный и негромкий голос министра внутренних дел Мерабишвили почему-то заставил пробежать змейке холода по хребту президента.
- Обещаешь Вано? – Попытвшись убрать из голоса заискивающие нотки спросил Саакашвили.
- Не вопрос, Михо, - Мерабишвили недобро усмехнулся. Тут у меня куча всяких козлов из «Института равноправия» на параше пасется. Представляешь, Михо, обвинили меня в убийстве независимого журналиста!
- Господи! Вано, даже дети знают, - ты и убийство несовместимы!
- Свобода слова итс гуд! – Кивнул Алоизий.
- Вот и ладненько, - Заключил президент. Через три дня выступаем.


Ровно через три дня, в шесть утра по тбилисскому времени к блок-постам российских миротворцев в Южной Осетии подошла головная часть колонны Марша Мира из Тбилиси. Поющие патриотические гимны саакята шли в белых хламидах с пальмовыми ветвями в руках, платформы, установленные на окрашенных в кипенно-белый цвет, басовито взрыкивающих на поворотах натовских «Абрамсах» были богато украшены изображениями двух рук, сошедшихся в дружеском рукопожатии с такой силой, что казалось кровь готова брызнуть из под фанерных ногтей. На зачехленные стволы были насажены гузками огромные, жирные голуби, с колосьями в клювах, призванные наглядно символизировать мирное процветание осетинского народа под властью старшего грузинского брата. Перекрашенные в девственно-белый цвет армейские бензовозы, транслируя через установленные на крышах колонки «лезгинку», плескали в своих чревах благородное вино, от которого ранее по убогому недомыслию отказались российские оккупанты. Вожатые поющих саакят упруго двигались по краям колонны, профессионально оценивая дистанцию до целей, и поправляли «Узи» под флагами Грузии, надетыми на манер пончо.
- Слышь, Васек, прут нахрапом. Может, полоснем из КВПТ?
- Ты чо, Русланчик? Детишки ведь…
Договорить миротворцы не успели. На подходе к блок-посту, загорелый грузинский вожатый с татуировкой на бицепсе в виде черепа в берете и двух скрещенных кинжалов, залихватски свистнул, и из недр колонны демонстрантов с воем вырвались страдающие грузинские матери. Десятки растрепанных фурий хватали автоматы российских военных, и направляли их стволы в свои обвисшие груди, ударяя по солдатским барабанным перепонкам секретным криком ЦРУ, созданном на базе модуляций Джонни Вайсмюллера в фильме «Тарзан». Схватившиеся за уши российские военные были быстро обезоружены подоспевшими вожатыми саакят, связаны, и брошены под гусеницы головного «Абрамса». Крики вминаемых в грунт людей заглушили восторженные крики детишек, поющих в экстазе: «Гомахаре мхолод эртхел…» Вертолет «Ирокез», завис над местом расправы, давая возможность операторам взять крупный план.
- Не увлекайтесь, еще успеем, - Оторвавшись от экрана, буркнул Михаил Николозович, ощущая изнеженным седалищем жесткость командирского сидения бронированной командно-штабной машины, трясущейся, как Бурджанадзе над бюджетом. – Сейчас главное для нас – Цхинвали.
- Не волнуйся, батоно, - рыжий Леванчик навис над плечом радиста. – Все под контролем.
В воздух взмыла красная ракета. Извивающаяся змея техники и человеческих тел Марша Мира снова разомкнулась, выплеснув вперед новенькие пикапы «Тойота» украшенные связками грузинских флагов, прикрывающих полотнищами установленные в кузове станковые пулеметы Браунинга и безоткатные орудия. Шум их форсированных моторов тут же заглушила яростная канонада – древние советские самоходные установки «Гиацинт», подлатанные в Болгарии и новейшие натовские минометы обрушили шквал огня на позиции осетинского ополчения и городские казармы. Наводчики-профессионалы Альянса оказались на высоте. Грузинские салаги накрыли огненным смерчем спящие мирные кварталы. Крики раненных, взрывы, звон бьющегося стекла слились в ужасающую какофонию, дополненную длинными пулеметными очередями и громом грузинского гимна, порождаемого могучими усилителями на подтягивающихся агитационных машинах демонстрантов. Вожатые саакят, сорвав ненужные больше бело-красные тряпки, сходу брали штурмом здание цхинвальской администрации, пустив вперед патриотически подготовленных в спецлагерях детей с гранатами РГД в обеих руках. Последним, что видели умирающие осетинские ополченцы, падавшие на заляпанный кровью асфальт, были белые купола парашютов натовских десантников раскрывавшие погребальные саваны в холодном цхинвальском небе.
- Все кончено! Цхинвали наш! – Квадратная физиономия Николеишвили лучилась восторгом.
- Не наш, а мой! – Коротко обрезал подчиненного Михаил Николозович. – Без меня вы бы петушка сосали. На палочке.
Стараясь сохранять достоинство, президент вылез из люка опостылевшего броневика, и с наслаждением расправил плечи. Вышколенные адъютанты подали бурку с жемчужным логотипом, лакей поднес на золотом блюде заледеневшую рюмку водки с ломтиком лимона. Михаил Николозович медленно поглотил напиток, довольно крякнул, закусил, и прислушался к ощущениям.
- Что-то «Абсолют» стал каким-то не абсолютным, - Важно заключил президент и властно потребовал: «Коня!!!».
Адъютанты метнулись пулей, и вскоре подвели белоснежного скакуна чистых арабских кровей. Лакей упал на четвереньки, и, наступив на подозрительно хрустнувшую спину сапогом, президент грузно бросил тело в седло.
«Яйца бы оторвать тому придурку креативщику из американского посольства, который сценарий писал. Нашел, сука, джигита» - мрачно подумал президент, поправляя папаху. Впрочем, даже неудобство в районе гениталий было неспособно омрачить его радостное настроение. Михаил Николозович Саакашвили готовился не войти – въехать в историю на белом коне.
Рыжий полковник Леванчик услужливо вел скакуна в поводу.
- Зачистку провели? – Михаил погладил через тонкую ткань бешмета новейший израильский бронежилет пятого класса защиты.
- Заканчиваем. Люди Вано уже обносят колючей проволокой еврейский квартал в городе. Ну, как в Гуантанамо. Неблагонадежных выявлять.
- Еврейский квартал? Там же еще с прошлого объединения одни развалины?! Наши артиллеристы чисто по дружески все в пыль раздолбали…
- Ну, так, а что им, пятизвездочный отель построить?
- И то верно. Ладно. Собери этих… Гм. Наших осетинских братьев на центральной площади, пусть поблагодарят за заботу. От такого кровавого московского режима их избавили, понимать должны…
- Сделаем. – Леванчик отдал приказ по рации.
- А что там в Абхазии?
-Все в порядке. Турецкая морская пехота дело знает. Завтра все будет абгемахт.
-Вот и славненько, - Умилился Михаил Николозович. - Не зря я османам Аджарию того…
Над Цхинвалом медленно поднимался кровавый рассвет и грузинское знамя.

А уже к вечеру Тбилиси примерил праздничный наряд. Когда, оставив гарнизон и расстрельные команды в покоренном Цхинвале, колонна усталых, но счастливых участников исторического Марша Мира, объединившего навек два братских народа, вошла в город, праздник вступил в свои права. Веселье было бескрайним и беспощадным. Сколоченные на скорую руку триумфальные арки искрились неоновыми огнями всех цветов радуги и радовали глаз сочетанием благородных цветов национального флага, равно как и увитыми конфискованными по случаю у торговцев лавровыми ветвями портретами вождя. Фонтаны и фонтанчики выплескивали в чаши дармовое вино, подвозимое цистернами со складов контрафактной продукции. Толпы вкусивших божественного нектара грузин, плакали от счастья, обнимались, танцевали и пели народные песни о мудрости президента. Когда же белый президентский слон, приобретенный для триумфа в Индии, в обмен на обещание прекратить издеваться над чаем, ступил на проезжую часть проспекта Шота Руставели, экстаз толпы достиг апогея. Грузинские девственницы визжа срывали и выбрасывали с балконов свою одежду, призывая вождя снизойти до их прелестей и обещая подарить ему сына, а один старенький активист «Национального движения», не выдержав восторга, прорвался сквозь оцепление и бросился под ноги президентского слона. Раздался тошнотворный хруст, толпа взвыла и бешено зааплодировала. Президент протянул руку из беседки и приготовился к блестящей импровизации о сооружении памятника истинному патриоту. Саакята бросились прикрывать тело цветами. В атмосфере общего угара и ажиотажа никто не обратил внимания на приближающийся с северного края небосвода белый лебединый силуэт.
- Командир, разреши я?
- Хорошо, Алеша. Отплати блядям за сына.
Крышка предохранителя отскочила с легким стуком, неслышным за гулом реактивной тяги.
- Давай!
Палец утопил кнопку в гнезде. Створки бомболюка плавно распахнулись, и белый лебедь снес тяжкое железное яйцо, ложась на обратный курс. На заданной высоте скорлупа лопнула, выпустив аэрозольное облако взрывчатки, заполнившее каждую трещинку в стенах и каждую полость в разгоряченных утробах.
Командир бросил взгляд на хронометр.
- Раз, два, три, елочка гори!
Вспышка яростного пламени испарила в круге диаметром триста метров все живое, начиная от огромного белого слона и заканчивая вошью, готовившейся впиться в лобок полицейского из оцепления, на краткое время очистив маленький кусочек планеты от  разнообразной гадости. Ударная волна довершила стерилизацию. Осиротевший народ в шоке взирал на участок лунного грунта, раскинувшийся в самом центре их столицы. Маленький саакенок, наблюдавший за праздником с крыши дома в конце улицы, как это обычно и бывает у детей, не успев осознать произошедшее, интуитивно почувствовал беду, и горько заплакал.
- Что же теперь будет? Что же будет?
Отец успокаивающе положил ему руку на голову.
- Не плачь сынок. Все будет хорошо. – Он гордо вздернул подбородок, - Мы ведь теперь в НАТО!!!