Маи пристарелые радитили на лето съебываюца из города в диревню, так как им похую тырнеты, циферные тиливидинья и прочия хуйня, а ближе, выращивание всячиских ягодкаф и распитие сопственопригатовлиной вишневочки под вичерний пирисвист салавьеф. Я, будучи любищем сыном, подвожу им всякую там калбаску, каторую они ишо не дадумались праизвадить собственноручно.
На выезде из города стоит кучка людей, ловящих папутку. Пасажироф ни беру, но среди талпы замичаю рыжевалосую дивчушку. Бля – я шалею от рыжых, хуй знает почиму. Взял ее в папучицы. Ехали молча, а когда мне нада была сворачивать к своей диривушке, она попрасила праехать десяток верст,дабы падвисти иё. Мне ни в тягость, да ишо может денюшку даст (со смутных дивяностых ни таксовал).
Падъехали к аколице. И пачиму бы мне ни сказать: Приехали, ёпт! или: Приехали бля! или на крайняк проста: Приехали! Нет, я пачимута сказанул: Приехали,ибаца в сраку! На што рыжая фурия ответила как та сава из мультика: Угу! И палезла пат юпчонку снимать трусы. Памятуя о нидавнем канфузе с гавняными каташками, маласть испугался. Там был риспиктабильный район, а тут на лицо пличивая. На минутку встав каленимя на сиденье и высунув голову в акно, ана паказала остраугольную сраку с акуратным шаколадным пятнышком, ни каких гавняных каташкаф там не было, даже намека на волосню не было. Я попытался сразу же пристроица сзади, но вопреки уверованиям праизвадителей Логана (дескать там баскитбалисты стаят в полный рост), было ниудобна, да и рыжая чертофка васпративилась: А гандончик, а памазуха?
Канец стаял как у юноши, мая юная искусительница праворна одела на мой хуилко гандон и памазала каким-то кремом. Бананавым. Вышла из машины, аблакатилась на капот. Ие анус был мишенью для моего хуя. Хуй не прамазал, нехотя, но упорно он входил вглубь жопы.
Майн гот, какое блаженства!!! Конец двигался как идиална притертый поршень в цилиндре харошево нимецкаво автамабиля. Нихватала воздуха, да похую. Делая движение назад, саздавалось впичатление, что тибе делают ваакумный атсос. Бананавый арамат кружил голову. Сцуко, но я канчал. Хуило ни чуть не смутился и не обмяк, моя папутчица павирнувшись лицом, праворна сменила гандон прохрипела: еще хачу. Она тут же раскарячилась на капоте, маиму взору предстала аккуратна падбритая рыженькая кунка. Сцуко, люблю рыжих. Канец дастиг максимальных размероф со времен сваево перваво стаяка. Ни раздумывая ни на сикунду, я вдул и в пиредницу. Ахуеть-нипирдеть, там было так же заебательски как и в заднице. Опять нихватает воздуха, да похую. Рыжая чо та арет, а я ни хуя не слышу, мне риална ахуителна!!! Апять канчаю, за рас – два рас. Канец прадалжает праявлять интирес, но умом начинаю панимать, если не астанавлюсь – сдохну на этай рыжей бестии. Сел тут же на траву, тяжело дыша. А она, так буднично: Ну я пайду? Тут я атветил как та сава: Угу. И ана пашла, на хаду надев трусы.
Пака я старчиски сипел, ана скрылась в нистройном ряду диривенских дамов, а я даже ни спрасил как ие завут. Взываю к тибе, мая рыжая прилесница, атзавись, при мысли а тибе, мой канец рвеца наружу. Да и ахота проверить паследнюю тваю дырку, так же там ахуительна как и в придыдущих…