- Чтобы носить такие усы нужно быть либо идиотом, либо очень уверенным человеком, - с этими словами Павел эффектно поддернул ножом, и левый завитой ус плавно опустился на холодный и сырой пол подвала. Тело друга, прибитое стопами ног к потолку, угрожающе потрескивало, словно пытаясь сказать Павлу, что вся эта затея с перевернутым Христом – дурная затея, и максимум кого она может расшевелить так это лишь сонных мышей, а не ту толпу фанатов, что до сих пор толчется возле квартиры 33 на Фрунзенской.
- Теперь-то они все узнают, теперь-то каждый поймет, как ошибался, - Павел говорил это с каким-то особым тайным наслаждением, - объявить меня шутом вздумали. Я им покажу какой из меня шут.
Правый ус Христа упал рядом с левым. Кухонный нож серебряными всполохами мелькал в темной коробке помещения. По косым ступеням, гремя кольчужными кольцами свиных ботинок, стал спускаться человек с бесовской улыбкой на дряхлом морщинистом лице, которую, впрочем, и не было видно, но не причине плохого освещения, а просто как-то само собой, словно сама улыбка была явлением сугубо потусторонним, не предназначенным для простого ока смертного. Человек проследовал мимо свисающего Хиста и немигающим взглядом уставился в шиокие глаза Павла. Аздался хуст и тело за спиной человека в ченом…

- Долбанная клавиатура! – воскликнул молодой еврейский писатель и что есть силы ударил по плоским и грязным, от бесконечных ударов, кнопкам. Пластмассовый корпус прогнулся, длинный пробел, левые ‘’Ctrl ‘’ и ‘’Alt’’ вылетели и закатились куда-то под кровать. Встав из-за стола, писатель с гневными репликами о несправедливом устройстве бытия поспешил скрыться в туалете . Через несколько секунд, с протяжным хрустом ломающихся костей, в комнате, где только что, по-видимому, сорвался очередной гениальный рассказец, что-то очень тяжелое сорвалось с потолка, оставив на нем две худые стариковские стопы.