Кароч, я сам из города на Волге, но в Москве десятый год - притираемся. История любви города и понаехавших в него на заработки всегда печальна. Они имеют столицу, выжимают из нее бабло-кровь не давая от себя ни хуя взамен. «Мы динамо, Москва!» - кричат в лицо столице провинциалы. Был дружок такой – Петя. Столица его любила и хотела. А он ее – не жаловал, упездывал в кусты на уик-энды и праздники, не выполняя свой супружеский долг. И счастье было уже близко, как на свет явились животные инстикты-разлучники.

Петя был парень неплохой, тока ссыться и глухой. Ездит в Москву на электричке без билета уже пятый год. Уже бляха-муха, зарплату возит сумками, но – не в падлу ему пробежаться от кондукторов по перону, поскальзываясь в летних ботинках на льду платформы Решетникова или сшибая студентов Зеленограда. В один из таких вечеров и произошло то роковое событие, изменившее Петину жизнь.

Идя через окуренные и облепленные заледеневшим поносом тамбуры скоростного электрического поезда, следовавшего из Москвы в Бологое, Петя Мудакович зацепился языком с одним нарком. Вломить бы ему пизды, и следовать дальше – так нет: Петя решил прочитать придурку мораль о вреде хождения без шапки зимой. И чуть не получил по своей шапке. Вовремя увернулся от удара кроссовкой второго наркомана, вдарил ему по коленной чашечке, а первому – в душу. И удалился в соседний вагон – перекумарить, так как сердце выпрыгивало из штанов с частотой 190 ударов в минуту. Разволновался – хуле. Принял для остужения немного пивка (заготовленного на ночной просмотр «дома-два»), подумал – допил, заточил розочку и стал ждать очухавшихся нарков из тамбура. Они так и не пришли.

Петя, гордый собой, продумал уже тем временем несколько вариантов разборок – гуманно-внушающий (наорать с нотками наставлений в голосе), официально-стукачевый (вызвать милицию) и уголовно-пиздилочный (подрезать обоим небритые щечки розочкой)… Однако, все это осталось лишь в воспаленном сознании Пети, пережившего первую, так сказать, уличную стычку после 12 лет занятий каратэ. Успокоился, сумочку свою отставил на противоположное седлище и немного прикрыл глаза. Хлопнул себе по шее – комара убил. Откуда в электричке зимой комары, поди знай… Топить, что ли научились?

И представилось ему, как он, приедя в родной город, зайдет в круглосуточный супермаркет – с видом Столичного Завоевателя осмотрит все убогие продуктовые полки и возьмет самого дорого пыва, колец кальмара, соку и еще какой-нибудь съестной поебени, которую по пьяни будет душевно сгрести непочатую в урну. Как отеческим взглядом посмотрит он на уебков, берущих «вторую порцию» водки и чипсов, покачает укорительно головой и оставит 5 рублей мелочью потасканной кассирше.

Подумалось Пете, что каждую субботу и воскресенье проводит он в родном городе, живет, радуется жизни, маминому борщу, любимой собаке, пьяненькому бате и вот так вот по-настоящему живет, чувствует себя настоящим «обеспеченным, довольным, счастливым» молодым человеком. В Москве же он всю неделю ебошит, как проклятый, дома только спит, развлечениями столичными не развлекается – короче раб-работает. И Москва его по этому – не дарил ей он ни одного выходного ни разу! – воспринимает его как временщика, прислугу. А не как товарища, друга и брата. За что его – башмачника, любить? «Башмачок то сними! Эй, мудлан! Мудла-а-ан!»

Петя проснулся. Над ним свесились прекрасные молочные груди с крепкими сосками-мармышками. Перси были опутаны блондинистыми космами, сквозь которые повыше шеи просвечивали алые крупные губы. Руки с длинными острыми красными ногтями уже сняли один петин грязный башмак, а второй не поддавался – сломана змейка. «Башмачок сам не снимешь если – я уйду, испарюсь…»

Романтическая ситуация, (день близился к нулю-точка-нулю-нулю), заключалась в том, что Петю раздевала уже сама голая типа Помела Андерсон. Ее матершинные уговоры особенно нравилась Пете, и подчинялся он ей безропотно. Вагон стоял (видимо, скоростной поезд «две столицы» пропускаем), освещение спало, вокруг никого. Петя оценил ситуацию как ебливо-допустимую и разделся до трусов, просунул набухший член через штанину семейников в горошик и засадил его (беспиджачного!) в широкую пиздень Помелы. Дырко оказалось на удивление тугой и дело пошло сладко. После одной крепкой бутылки пыва и одного крепчайшего трудового дня Петя долго не мог кончить. Вагонной пассии это было на руку – она стояла к нему задом и тихонько постанывала. Петя замечтался, включил логику (не выключая члена), и принялся думать.

Так, наркоманы были. Я им отвесил люлей, прослыл побежденным и неотмщенным и уснул в сладкой истоме. Укус комара мог быть и не укусом вовсе, а тонким уколом наномилиметровой иглы подкравшегося сзади мстителя. Меня замутило и вогнало в катарсический сон… Так, я в писательско-философском духе отрефлексировал свою житуху и потихоньку проснулся. Или меня кто-то разбудил? А разбудить меня мог только косматый бомж на конечной станции железнодорожного депо. Ему было холодно и он стянул с меня всю одежду. У меня случился ебливый приход и я его выеб в сраную жопу… Точнее, ебу… Бляяя! Не может быть! Надо ущипнуть мозг и вытащить себя за член вверх из этого болота как Мюнхгаузен в свое время.

Петя продрал пошире глаза, ощупал упругие груди партнерши, внюхался в ароматные космы и понял – ему ничего не снится: он ебет (и вот-вот кончит) ошеломительной красоты ночную диву.

Он был прав – поезд заехал в депо недалеко от женской колонии. Неделю назад труд осУжденных теток купило РЖД, заключив контракт на ночную уборку подвижного состава. Свои железнодорожники над последними электричками только измывались и делали их еще грязнее: бухали, срали-ссали, забирали забытые пассажирами вещи себе. Поэтому к столько парт-таймному труду-аутсорсингу за копейки решили привлечь бандиток, (самых благовоспитанных и готовящихся к «выписке»), из близлежащей колонии. Всем выгодно!

В тот день работала Клава, одна за всех – так как ее товарки еблись с машинистами. Все были «начеку»  - с макияжем и причесанные. На уборку выходило трое, а машинистов всегда двое. Пытали счастья жеребьевкой. Неудачнице оставалось искать счастья по всему составу, попутно работая метелкой и собирая весь мусор в большие полиэтиленовые двадцатипятилитровые пакеты. И вот оно – счастье: Клава увидела Петю. Убирать уже желания не было.

Клава откинулась через полгода, нося под сердцем Петин плод. Петя уехал из столице на п.м.ж. к жене под Тулу, стал сеять огород, растить детей и кайфовать, вспоминая Москву недобрым словом. Москва же горько вспоминает Петю и мечтает вернуть его обратно хоть на денек. А где денек – там и годик. А где годик – там и… Удастся ли Ей вернуть себе молодого жениха?

Продолжение следует.