Смоленский колхозный рынок представлял собой в шестидесятые и ранние семидесятые годы весьма экзотическую картину, достойную пера, скажем, Максима Горького, чьим лучшем произведением, несомненно, является пьеса «На дне». На разбитой площадке в центре базара в лужах нечистот плавали огрызки, окурки, пустые пачки «Беломора», обрывки газет. На деревянных столах продавался всякий нехитрый продукт садов-огородов, рек, озёр, сараев и подвалов. Несколько китайцев торговали красочными бумажными веерами и самопальными яркими открытками с изображением кичевых красавиц, клеевых мачо-мужиков, голубок и надписями типа «люби меня, как я тебя».
Среди рядов прохаживались воры с золотыми фиксами, в лихо сдвинутых набок фуражках и в штанах, заправленных в яловые или хромовые сапоги. Тут же катался на деревянной тележке-катакле безногий инвалид в тельняшке и бескозырке без ленточек. Вечно пьяный, он пытался поднять базарный люд в атаку на врага, кричал, что батальон не дрогнет, и время от времени зло матерился.
На базаре имелся пивняк с длинной очередью, и когда вам наконец удавалось заполучить заветную кружечку общественно полезного пивка, обязательно какой-нибудь плохо одетый бедолага с остаточными клыками во рту тянул свою корявую грязную руку и просил, умильно улыбаясь, оставить ему хоть пять капель зарадибога.
С пивом в те далёкие времена было вообще очень напряжно. С раннего утра страдающие с бодуна маргиналы ехали в баню, что находилась тут же на «колхозке», и отстояв в душном предбаннике часа полтора, покупали сразу бокалов по десять на брата. Первые два бокала выпивались залпом, а остальные растягивались на долгое время с рыбкой и перекурами под похмельный развязный трёп о всякой нецензурной ерунде. Здесь обычно тусовался знаменитый смоленский юродивый Вася Бардуль – маленький, полноватый, обрюзгший, плохо одетый мужик с умными и проницательными глазами. Он постоянно городил какой-то малопонятный вздор в жанре потока сознания и не отказывался выпить, если кто-то угощал его по доброте душевной.
Кстати, в стерильные семидесятые один хитрый банщик устроил интересную развлекуху для сексуально-озабоченных граждан. Проделал в стене женского отделения дырочку и приглашал мужиков посмотреть на моющихся баб всего за бутылку червивки.
Летом на базаре располагался мини-зоопарк, там особое внимание посетителей привлекал бегемот в железной ванне, наполненной жёлтой водой, где также плавали огрызки и окурки. Здесь функционировал довольно крутой и жутковатый аттракцион – вертикальная езда на мотоцикле по стенам. Стоял страшный грохот, когда отчаянные мотоциклисты совершали смертельные трюки – цикличные и стремительные движения, поднимаясь всё выше и выше по круглой башне.
Вдоль деревянных лотков располагались в ряд ларьки, в которых среди прочего продавался дешёвый портвешок. Стакан стоил четырнадцать копеек. Вино обычно закусывали шоколадной конфеткой или жамочкой.
Нельзя не упомянуть и о самом вонючем в городе туалете, который находился именно на базаре. Продержаться там человеку с нормальным обонянием, можно было пару минут максимум. Удивление, однако вызывали некоторые явно деревенского вида мужики, которые часами могли сидеть там орлами.
Вытрезвителей в те времена ещё не было и в помине, нравы царили в этом смысле вполне либеральные, и пьяные штабелями валялись по всему базару. Их никто не трогал, и только местная шпана безжалостно шмонала карманы забулдыг, отыскивая там всякую мелочь, а то и мятые рубли, а при большой удаче даже трёхи.
Толстые красномордые тётки в грязных халатах и с лужёными глотками продавали горячие пирожки с мясом и повидлом по пять копеек за штуку.
Позднее уже в середине семидесятых на базаре появилось кафе «Дружба», куда залетали пьяницы хмельнуться на скороту, перед тем как идти на работу. Среди алкашей, поправляющих тут здоровье по утрам, бытовало прикольное выражение: пойти не службу, а в «Дружбу».
От базара до вокзала путь короткий, нужно только пересечь железнодорожный мост, плачевно известный тем, что на нём в ночное время грабят и периодически сбрасывают на рельсы припозднившихся граждан. Вокзал манит к себе тягой к странствиям. Вмазав винишка в привокзальном кабаке «Гудок», так и хочется отъехать куда-нибудь подальше. Выпивая в этом романтическом месте, маргиналы порой спонтанно отправлялись в Москву, Питер, Прибалтику и даже на юга, имея в кармане минимум денег.
Интерьер смоленского вокзала поражает воображение своей барочной красотой и огромными картинами в богатых рамах на стенах. Можно долго любоваться такими шедеврами, как «Тёркин» или «Совет в филях», сюжеты которых тесно связаны с историко-литературным прошлым «ключ-города».
В зале ожидания в те годы тусовались исключительно живописные персонажы, также достойные кисти художника. Здесь ошивались, коротая время за неимением другого ночлега и периодически выпивая, странники со всех концов необъятной страны, включая воров-гастролёров, бичей и прихипованных путешественников в поисках нирваны. Тут можно было легко найти приятную компанию собутыльников т ночи напролёт вести интересные разговоры и выслушивать занимательные истории, происходившие в самых разных точках России.
Возле вокзала находился шалман-реанимация, который открывался в семь часов утра, и сюда съежались реанимироваться кислым литовским просроченным пивком полгорода пьяниц, чтобы принять необходимый допинг перед тем как разойтись по своим работам и всяким разным делишкам, а при наличие бабла усугубить кайф борматушкой.
Привокзальные проститутки традиционно считаются самыми дешёвыми. Снять даму полубичёвского вида тогда можно было за бутылку краснухи. Водку ночью покупали у таксистов по чуть завышенной таксе и тут же, сев на лавке, давили пузырь под приличную закусь, которая называлась «пакет дорожный», включающий в себя два крутые яйца, плавленый сырок и несколько кусочков хлеба. Стоила эта радость рубль с небольшим.
Выпив бутылку-другую, некоторые маргиналы, поклонники творчества Вени Ерофеева, садились на электричку и ехали, например, до Вязьмы и обратно, во всю общаясь и братаясь с полупьяным народом и изучая по ходу провинциальный фольклор, не лишённый своей грубоватой прелести.
Ныне времена, увы, уже не те. И базар и вокзал стали вполне пристойными местами, мало впечатляющими воображение, несмотря на обилие всякого пива, разнообразных крепких напитков и изысканной жратвы.