В громадном помещении Второго экспериментального отдела энергетики глубоко под благодатной украинской землёй в данный момент находилось лишь двое людей. Физик-ядерщик Костенко Станислав и главный инженер-технолог проекта Артём Сопин стояли у подножия нового реактора. Их счастливые и слегка ироничные улыбки свидетельствовали о том, что эксперимент удался. Первый в мире реактор на антижире работал. Да ещё как – радостно бурля и выдавая порции электричества и тепла целой планете под странным названием Земля. Колоссальное количество людей, заёбаных до полусмерти энергетическим кризисом, возлагали надежды на этот проект. И вот теперь, свершилось.
Реактор, установленный в подземном зале Жмеринской ЖЭС, по сравнению с фигурами изобретателей казался сказочным великаном. Костенко закурил и скривился в обычной довольной ухмылке.
- Ебать-ковырять, а? Я говорил, что спектрально-субатомные показатели антижира на сто процентов подходят к этой системе. Что и дало нам ожидаемый, вполне прогнозируемый эффект. Таким образом, мы запиздовали в рабочий режим вполне оформленный реактор на месяц раньше китайцев, которые начинали одновременно с нами. Мы опередили на полтора месяца рваную в анус научную группу Ельцова, которая стартовала на одинаковых с нами условиях.
- Мы в контакт.ru не сидим, - сказал Сопин, открывая бутылку пива об поручень лестницы. – У нас ведь, в отличие от китайцев и так называемой научной группы Ельцова, всё построено на личном энтузиазме разработчиков. По смете у нас средств в два раза меньше, чем у ёбаных узкоглазых. Но мы работали как черти, искали нетрадиционные пути…
- А всё потому, что мы ещё и умнее. У нас кора головного мозга находится в состоянии непрерывного анализа, не то что у Ельцова-говноеда. Кто смог додуматься до того, что плазменная конвертация антижира приводит к стабилизации аннигиляционых процессов? Кто смог сэкономить на том, что анизотропно-тахионная инверсия антижира амбивалентна критической массе некоторых радиоактивных изотопов? Это мы смогли, и я охуенно этому рад.
- Да то тебе этот Ельцов дался? Он даже расхуяченый синхронизаторный ускоритель частиц запустить не в состоянии, даже если ему дадут подробную инструкцию, как это сделать. Он ещё не дорос до антижира. Когда академик Жуков открыл закон полураспада антиорганических молекул, Ельцов, пользуясь своим авторитетом, вопил в интервью: «Хуйня, хуйня!» А потом оказалось, что Жуков прав, и что он – гений, а Ельцов, чтобы на старости лет не обсасывать хуи, присоединился к проекту. Не понимаю, как это министр энергетики вообще решился его выслушать?
- Да и правда, хуй с ним, - согласился Костенко. – Зато мы молодцы. Нобелевская премия нам обеспечена. Завтра пресс-конференция – это вообще будет триумф. Народу понаедет – охуеешь смотревши!
- Я с женой приду?
- С женой? – Костенко на секунду задумался, очевидно, просчитывая эффект от такого появления. – А что, приходи. Пусть западные журналюги видят – у нас в стране атомщики тоже люди, а не мутанты. И никакой радиацией их не угробишь.
А в камере, окружённой торсионными полями субнегативной направленности, вдохновенно булькал и переливался бледно-розовый антижир. Загадочная субстанция, возносящая одних на пъедестал всемирного признания, а других опускающая до роли лузеров. От антижира исходило победное сияние, символизирующее собой победу разума над невежеством. В глазах у торжественно замолчавших изобретателей отражались красноватые блики.