Павел Валерьевич Шалдырван ночью прокрался на кухню, минуя коридор с подозрительно скрипящим паркетом и спальню с тихо посапывающей во сне женой. Несмотря на свой довольно внушительный вес, он шёл на цыпочках почти бесшумно, напоминая привидение в своей пендосской жёлтой пижаме с Чебурашками. Да, да, именно безумное привидение, душу, не нашедшую покоя. Только удельная масса этого призрака тянула на полтора центнера неебательского жира и прочих неприятных субстанций.
Шалдырван, как девятипудовая крыса, выглянул из-за дверного косяка. Ничего подозрительного он на своём пути не увидел: на вонючей кухне, превращённой в плацдарм наступления тараканов, царила тишина, прерываемая только цоканьем настенных часов. Павел Валерьевич не спеша снял тапки, открыл холодильник и достал оттуда четырёхкилограммовый кусок добротного сала. Жадно облизнувшись, он вонзил в сало свои крепкие, тронутые фальшивой позолотой зубы. Плача от стыда и беспомощности, он выжирал кусок за куском, прекрасно зная, что сало – пища ёбнутых хохлов, что сало производится в Тернополе и т. д. Но Шалдырван ничего не мог с собой поделать. Иррациональная жажда нахуй заглушила в нём голос разума.
Расправившись с салом, Павел Валерьевич достал из холодильника бутылку водки. На ёё этикетке, выкрашенной в традиционные «жовто блакитні» тона, было ясно написано: «Ужгородська Западенська горілка. Виготовлено заводом ім. Степана Бандери». Шалдырван прослезился и яростно открутил крышку, после чего выглушил бутылку одним залпом. Рыдая от неспособности противостоять соблазну, он закусил луковицей и буряком. Ещё никогда в жизни Павлу Валерьевичу не было одновременно так заебательски и так хреново.
Шалдырван скрывал свою похоть ко всему хохловскому уже довольно давно. В университете, где он работал преподавателем, он обожал рассказывать студентам и коллегам, как люто он ненавидит украинский дух, как и подобает настоящему русичу. Но как только Павел Валерьевич оказывался ночью в собственной квартире, скрытый от посторонних глаз, его, как впавшего в ступор лунатика, тянуло к холодильнику, где лежали истинно украинские продукты. После обильной невъебезной трапезы он часто доставал олдовый украинский порножурнал «Лель» и дрочил на него в неясном свете карманного фонарика. Это был неодолимый барьер украинофильского психоза.
Павел Валерьевич хотел было обратится к врачу, к какому-нибудь пидорлявому психоаналитику, чтобы облегчить душу, но боялся огласки, от которой его репутация могла сокрушительно пострадать. Да и как верить человеку, который на лекциях опускает и чмырит всё украинское, а ночью ахуеннейшими темпами глушит перцовку и облизывает учебники «з української мови» за восьмой класс? А совесть мучила Шалдырвана постоянно. Он перепробовал всё: медитировать, сидя на унитазе; закрывать себя в ванной или кладовке; привязывать себя к кровати (пока жена мирно храпит под одеялом); прятать и выкидывать продукты. Но ничего не могло помочь проклятому Украиной мироеду. Даже выброшенный днём в мусорное ведро огрызок плавленого сыра «Галичина» ночью изымался оттуда мелко дрожащими руками Шалдырвана и съедался с хищным чавканьем и пусканием слюней на пол.
Через три месяца у Павла Валерьевича на почве страха спалиться развилась жуткая паранойя, и его, по настоятельной просьбе семьи, отвезли в дурдом на ул. Седова (для тех, кто не из Запорожья – элитная психарня для различных уебищных дегенератов). Там Шалдырван дал себе волю и продолжал гнуть свою линию, требуя украинской еды и смотря по ящику только украинские каналы. А когда по Украине прошла массовая кампания насильственной украинизации, Павла Валерьевича выпустили и реабилитировали, как репрессированного борца за права украинской культуры. Вот так вот – из психов в революционеры!