начало http://www.udaff.com/creo/83657.html


Как обычно, в баре было шумно и душно. Жнец привычно наблюдал, как посетители (в основном, крысы и свиньи) шастали по узким проходам, жадно втягивали дым ядовитой травы, сладострастно лакали тухлые зелья, хрюкали и повизгивали – короче, в своей обычной манере душевно проводили время. Внезапно дверь открылась и вошел человек. Жнец вздрогнул. Да, это был именно человек, а не просто антропоморф, которые иногда встречались даже здесь.

Максим огляделся. Вспомнил, «слева от входа». Повернулся и увидел адресованную ему улыбку. Поколебавшись пару секунд, решительно подошел, пододвинул стул и уселся напротив.

– Здорово братан, накатим по одной за знакомство? Гляжу, ты не местный. – Жнец рыгнул и развязно похлопал Максима по плечу. – Давненько в этом сраном городишке?

Максим молчал.

– Чему равен кубический корень из ста? – совершенно другим голосом спросил Жнец.

– Осенний ветер уносит последние листья, – пожал плечами Максим.

– Ткач! – Жнец расхохотался, – Жнец счастлив, что багровые линии привели Ткача сюда, скозь дремучие леса заблуждений.

– Ткач? хм … Ну что ж, я тоже счастлив наконец-то познакомиться с … э-э-э … Жнецом.

– Ветер и звезды! – Жнец что-то восхищенно рассматривал в пустоте перед собой, – До чего же прекрасны эти черные тропинки, какой сложный и трагичный орнамент у этого ледяного танца, но как много тупиков горя и петель отчаяния! Жнец давно не видел ничего подобного … Итак, с чего Ткач желает начать беседу?

– Ткач жаждет узнать побольше о Ткаче.

– Это просто. – пожал плечами Жнец. – Ткач бродит по Равнине Забвения, собирает отшлифованные веками камешки избитых истин, затертой морали, заношенной этики. Ткач очень искусен в плетении. Он ткет изысканные узоры из слов, вплетает в них найденные камешки. Делает красивые поделки, добротный текстильный ширпотреб, и дарит его кабанам, – Жнец кивнул в сторону хрюкающего стада за барной стойкой. – Не стоит недооценивать кабанов. Некоторые из них весьма умны, эрудированны и наделены эстетическим чутьем. Они способны оценить красоту сплетения слов, разглядеть нехитрый смысл и потускневший блеск камешков. Но кабаны пресыщены и капризны. Они недовольно морщат мохнатые хрюсела «плагиат! исписался! выпей йаду! кг/ам!».

– «Кабаны»! какая сочная и образная метафора! – не удержался Максим.

– Ткач расстраивается, из кожи вон лезет, чтобы заслужить благосклонность кабанов. Придумывает новые узоры из слов, такие сложные, что они совершенно скрывают камешки идей. Но кабаны не признают слишком сложные узоры. Какой смысл в роскошной оправе, если в ней теряется бриллиант? Кабанам лень разбираться в заумном хитросплетении слов, и тут они абсолютно правы. Настоящая красота не нуждается в том, чтобы напряженно рассматривать ее в микроскоп или снабжать разъяснениями … Ткач давно мечтает создать шедевральный гобелен, а не очередной миленький коврик в прихожую. Он переставляет камешки местами, опять мучительно придумывает новые узоры. Он без устали скитается по Равнине Забвения, надеясь найти хоть один новый оригинальный камешек … но безрезультатно! Иначе и быть не может, ведь до него эту равнину уже вдоль и поперек истоптали бесчисленные поколения других ткачи.

– Верно подмечено.

– И поэтому Ткач до сих пор бредет по колено в вязком клейстере мертвых надежд, блуждая по холодным тупикам своего предназначения. – назидательно добавил Жнец. Они помолчали немного. – Но Жнец с радостью поможет. Заслужить вечную любовь кабанов? Легко! Жнец научит его таким невероятным узорам, покажет такие затейливые камешки, что кабаны будут биться в экстазе, не понимая и сотой доли, но превознося его как Величайшего из всех Ткачей. Это то, чего он желает?

– Да, это так. Я желаю создать шедевр. Но не ради ненавистных и неблагодарных «кабанов», а ради самого себя! … но для этого мне потребуются не жалкие крохи, вроде новых «узорчиков» или «камешков». – Максим намешливо хмыкнул, – Я желаю получить ВСЕ. Я хочу увидеть «истинную природу вещей», какой ее видит Жнец. И тогда я создам то, что никто до меня еще не создавал! – Максим сам удивлялся своей наглости. Он вообще не понимал правил этой странной игры, но каким-то образом безошибочно чувствовал, что имеет права требовать главный приз. Он посмотрел в лицо Жнеца и осекся.

Лицо было мертвым и непроницаемым. На лбу залегли глубокие морщины. На губах не осталось и следа от обычной улыбки. Жнец долго немигая смотрел на Максима. Наконец, медленно произнес. – Ткач понятия не имеет, о чем просит. Увидев истину, он безвозвратно потеряет все, что имеет сейчас. Пусть Ткач ограничится узорчиками и камешками, хорошо?

–  Я не торгуюсь! И у меня нет ничего, чем стоило бы дорожить! – сварливо и пафосно воскликнул Максим. – Я писатель, и ради сияния истины я готов пожертвовать всем!

– Но светильник разума Ткача может опрокинуться. – вяло протестовал Жнец. – Порой Жнеца охватывает неизъяснимая печаль, когда из зыбкой полумглы приходят шелестящие вспоминания о многих достойных, рискнувшись принять эту ношу. Горестная тьма навеки окутала этих дерзновенных героев...

– Жареное небо кровоточит медом и ультрамариново поет в парчовой агонии, рождая хрупкую неубедительность прошлогоднего дождя. – ядовито продекламировал Максим. – Бла-бла-бла. Хватит сюрреалистичной болтовни. Я готов.

Жнец обреченно кивнул и нарисовал в воздухе триграмму.


* * *


Разорванное в клочья сознание соединилось вновь. Мир вокруг стал совершенно другим. Абсолютно чужим и незнакомым. Постепенно комната перестала вращаться, и смолк звон в ушах. Первое, что услышал Ткач, было многоголосое мерзопакостное хрюкание. Он повернул голову и онемел от ужаса.

– Ну и как сияние истины, глаза не режет? «Кабаны! какая сочная и образная метафора!» – передразнил Жнец. – Ну что, теперь уважаемый Ткач готов создать свой нетленный шедевр?

Ткач сложился пополам. От неописуемого отвращения его вырвало прямо под стол. Жнец наблюдал за ним с сожалением и грустью. – Рвотный рефлекс скоро атрофируется. Где-то через неделю Ткач сможет спокойно ходить по улицам… – он вздохнул. – А ведь Жнец предупреждал … пробовал уберечь от повторения своей ошибки.

– Со Жнецом … было … то же самое? – мучительно сплевывая длинную тягучую слюну, выдохнул Ткач.

– Разумеется. – Жнец спокойно кивнул. – Глупый Жнец искал истину и нашел ее. Теперь Жнец больше не собирает урожай. Глупый Ткач искал истину и нашел ее. Теперь Ткач больше не плетет узоры. В этом просто нет смысла.

– Что же … теперь … делать?

– Как что? – удивился Жнец. – Одиноко блуждать в толпе кошмарных и ущербных тварей, терпеливо искать среди них людей. Существовать ради них, помогать им, поднимать над стадом зверья, по мере сил оберегая их блаженную слепоту.

– И это … все?! – потрясенно прошептал Ткач.

– Ну почему же! ... – Жнец сделал долгую паузу, злорадно любуясь искоркой надежды в глазах Ткача. – Еще можно сколько угодно … наслаждаться созерцанием «истинной природы вещей»! Пока не затошнит.