Светлана,- инспектор оперативного штаба по линии гражданской обороны, у нас с ней была сладкая и непонятная любовь. На крещение, прыгнув в ледяной прорубь нагишом, мы долго стояли по пояс в воде и, обнявшись страстно целовались, как будто страсть могла спасти нас от обжигающего холода и та – спасала. Выйдя на сушу, мы безумцами скакали вокруг ночного костра кидая в друг друга снежки, валялись в огненном снегу, - не смущаясь своего первозданного естества…

    Нас пригласили в большой дом, где пили «медовуху» знатные бояре в медвежьих шкурах. Светлана сидела напротив меня в шубе из полярного волка и, свернув губы трубочкой - остужала чай. Я чувствовал холод её ног, под столом она трогала ими мои ноги. А я сидел такой святой, что даже не прикоснулся к диковинным кушаньям, что были разложены на огромном столе. Такой неподвижный, что чувствовал только свои влюбленные глаза, казалось, что я вот-вот ослепну от избытка переполняющих их слез, казалось,- что меня вот-вот парализует. И бояре, обливаясь медовухой, шумно пили за нашу неземную любовь, ухмыляясь медвежьими мордами (они шумно разламывали тушу жареного кабана). И наша любовь была чиста и непорочна,- как стуженая вода в зимнем прорубе…

    В доме все уснули глубоким пьяным сном. Со Светланой, завернувшись в плед, мы расположились у гаснущего камина. Девушка положила голову на мое плече и, дыша в шею,- водила рукой по моему лицу. Я же молча смотрел в потолок, мне нравилось разглядывать узоры, что рисовались от гаснущих в камине углей. На стенах можно было увидеть неразличимые чучела хищников, которых должно быть на охоте завалили хозяева…
- Расскажи любовь моя, чего бы ты сейчас по-настоящему хотел, где оказаться, так чтобы только мы вдвоём? – спросила Светлана.
- Я хотел бы спускаться на плоту по какой-нибудь азиатской реке, скажем – р. Квай. Представь себе ночные джунгли: в гуще тропической растительности ты слышишь голоса малоизвестных животных; диковинные растения излучают неземные ароматы; на глади неторопливо ползущей воды отражается полная луна; над нашими головами кружатся ночные мотыльки; мы слушаем мелодии малоисследованных и таинственных джунглей,- там возможно не ступала нога человека… Тебе страшно,- ты подозреваешь, что мистическая река может таить в своих глубинах - враждебных чудовищ?! Чтоб не было страшно,- мы крепко прижались к друг-дружке и пьем сомнительный тайский вискарь. Я говорю, что мысль человека преступна для кролика, которого хотят подать на ужин, точно так же, как и мысль невиданных чудовищ, что скрывает река… Цель таинственной экспедиции остается загадкой? Да нам плевать (!) на маршрут, скоро мы полезем в воду нагишом, будем купаться, задрав хвосты, вылезем из воды, разведем костер и, прижавшись телами,- будем петь свои песни лекарства. Плевать, нас переполняют пьянящие чувства любви, пускай мы уплывем хоть на Край Света…

    Я проснулся в мерзлом троллейбусе от сковавшего тело холода, проснулся и увидел свои руки, - они торчали из серых рукавов ментовского бушлата. И тут я вспомнил…
    Мне стало несказанно стыдно, и я спрятал лицо в холодные ладоши. Из динамиков донеслась строчка Егора Летова: «А небо всё точно такое же,- как если бы ты не продался!». И увидел я: горящих на распятиях ментов, - безумцев в пагонах; и увидел я смертельные бои гладиаторов из числа ветеранов МВД; и увидел я грустные лица с выцветшими на солнце и выклеванными птицами глазами, - неизвестных мне людей по голову закопанных в песок; увидел целый отдел,- совершивший групповое ритуальное самоубийство во имя снятия позора за никчемное и бесполезное существование; факельные шествия батальона ППС; преступников,- которых живьем сварили в собственной крови; парализованного пенсионера, которого в мокрой постели поедали милиционеры-стажеры…

    Это была конечная остановка «Край Света». Напротив меня дремала бабушка кондуктор в запотевших окулярах и, - я заплакал. 

К.А