Я мчался на своем спортивном гоночном автомобиле по главному проспекту города. Мелькали витрины, деревья, уличные фонари, дома, пешеходы. Но мне было не до этого, я ехал искоренять преступность. Уничтожать всю эту мерзкую гнилую мразь, отравляющую жизнь таким честным и порядочным людям, как я. Я ехал на осмотр квартиры Капитолины Иридиевны, так гнусно ограбленной грабителями в лице мерзкого Крысятника. Я был уже недалеко от ее дома, когда мой платиновый «Верту» запел «Реквием» Штрауса, поставленный для экстренных звонков.
- Ало – я взял трубку.
- Бгячеслав – грязно сказал визгливый отвратительный картавый стариковский голос – советую вам, таки, не ехать к Капитолине Игидиевне! Это может плохо кончится!
- Меня не запугаешь, гнусные кровопийцы! - крикнул я в ответ и нажал отбой.
У парадной «сталинского» дома покойного академика лежал мертвый дикобраз. У меня появилось нехорошее предчувствие.
- Не к добру мертвый дикобраз у подъезда, но, на то я и борец с преступностью, чтобы не подвергать себя суеверным сомнениям! – сказал я себе и бесстрашно зашел в подъезд.
Дверь в квартиру четы Иридиовных была открыта. Я нащупал в кармане норкового плаща свой верный «Люггер» в золотом обрезе и шагнул в открытую дверь.
На перевернутом к верху ногами кресле-качалке сидел неизвестный одноногий негроидной расы старик лет восьмидесяти в расшитой петухами красной сафьяновой рубахе. Грязными пальцами дедушка доставал из консервной банки одну за другой тушеную в томате кильку и запихивал ее в беззубый рот.
- А где Капиталина Иридиовна? – сурово спросил я.
Старик явно испугался моего появления. Еще бы! Сам «железный Феликс» обосрался бы, увидев у себя в дверях статного высокого мускулистого блондина с мужественным лицом и с «Люггером» в пудовом кулаке!
- А она, это… Ну в этот. Эээээ… ну… в магазин пошла, во!
- Где Капитолина Иридиовна!? – спросил я еще суровее.
- Да вы не будьте таким суровым – старик явно, что-то не договаривал – Я пошутил. В ванной она. В ванной. Сами посмотрите. Я, не сводя глаз и верного «Люггера» со странного старичка прошел в ванную комнату.  Несчастная женщина верхней половиной торчала из стиральной машинки активаторного типа, голова ее была обрита налысо, а из морщинистой лысины торчали обгоревшие спички. Вместо глаза у нее был целлулоидный пупсик, вбитый в глазницу молотком, из окровавленного рта торчал кусок недоеденного гамбургера.
Я уже собирался уходить, когда старуха подняла обезображенную голову и тихо сказала:
- Гамбургер! Достаньте гамбургер. Я не могу говорить.
Нечеловеческим усилием я вытащил полуразрушенный гамбургер из старухи. Несчастная Капитолина Иридиовна несколько раз судорожно схватила ртом воздух, прокашлялась, закрыла глаза и замолчала навеки.
- Кто? Кто это сделал!? - я хлестал женщину по щекам, тряс ее немощное тело.
Старушка на миг открыла глаза, всхлипнула и попыталась выговорить имя своего обидчика:
- Че… чер… Черн… - не договорив, женщина отдала богу душу окончательно
- Кто Черн? Кто такой Черн? Голландец? Японец – я не знал в этом городе ни одного человека с фамилией Черн. Да… Поиск похитителя и убийцы осложнялся, как никогда.
- Нет! Не умирайте! Скажите хоть еще одно слово!!! – я сел на пол и заплакал – проявление эмоций никогда не повредит настоящему мужчине.
Старушка словно проснулась после векового сна, посмотрела на меня немигающим взглядом и сказала из последних сил:
- Они были здесь. Они пытали меня. Главный среди них – Черн… – глаза у Капиталины Иридиовны остекленели, и несчастная вдова преставилась.
- Прощайте, благородная женщина – печально и торжественно сказал. Скольким же обязан был я этому человеку. Кем бы я был без нее? Почему все наши близкие уходят так рано? Мне всего 30 лет, а скольких я уже потерял… Сначала Иваницкий, за ним – Геша П, через несколько дней Джек, мой любимый Джек… Теперь вот она. Как несправедлив мир! Но мы можем его изменить. Нужна только сила воли. Должен быть характер, и тогда мир прогнется под нас. Но уже без тебя Капитолина Иридиовна… Пусть светлым будет твой путь. Пусть земля будет тебе пухом.
- Прощайте Брячеслав – только и вымолвила старушка и отошла в мир иной, чтобы никогда больше не вернуться в наш…
Воспоминания далекого прошлого нахлынули на меня с оглушительной силой.

***
В то далекое жаркое лето мне было всего 17 лет. Уже в этом возрасте я был подающим большие надежды ученым-историком, и если бы не война, то сегодня бы, наверное, мне бы уже названивали бы из Нобелевского комитета. Я сутками просиживал в лаборатории среди пробирок и химических реактивов, вел аскетический образ жизни, расщеплял атомы и воссоздавал ДНК динозавров. Научные труды по ихтиологии были для меня гораздо интереснее, чем новые голливудские блокбастеры, Майн Рид, кёрлинг и хоккей с мячом. Вот тогда-то я и познакомился с ведущим отечественным специалистом по фелляциологии Капиталином Иридиовичем. Убеленный сединами профессор, признанный во всем мире ученый, когда дело касалось науки, он вел себя, как мальчишка. Часами мы спорили о векторной дивергенции и ее влиянии на экономические развитие Верхней Силезии, до хрипа кричали, обсуждая скифские поселения  Южной Америки, веселились, вспоминая первое клонирование космонавта Гагарина, и как-то раз, чуть не подрались, доказывая друг другу теорему Франца Гогенцоллерна. В общем, несмотря, на разницу в возрасте, стали, мы, так сказать, «друзьями - не разлей вода». Вместе громили идейных противников на научно-практических конференциях, устраивали обструкции на пленумах, и хохотали на митингах. Такого развития науки мир не видел, наверное, со дня сотрудничества Марии и ее Кюри.
Но коварная судьба, нелепейшая случайность навсегда разбила наш научный тандем, и навсегда заставила меня бросить науку, несмотря на все успехи.
Это было в тот жаркий предзакатный час, когда алое солнце медленно, словно ленивый морской котик, перекатывается через багровеющий горизонт. Мы Капиталином Иридиовичем сидели в прохладной лаборатории и изготовляли очередного гомункулуса для нужд текстильной промышленности. Дело уже шло к завершению, оставалось только добавить в пробирку жабьи слезки и кусочек платониума, да прочитать то заветное четверостишье Лермонтова, без которого гомункулус не получается, как в дверь вошла ОНА. В легком ситцевом сарафане, с цветастым шелковым платком на обжигающе рыжих волосах. Вся дышащая свежестью, молодостью, распространяющая по нашей прокуренной лаборатории запах дорогих французских духов. Я, потрепанный книжный червь, даже зажмурил глаза от ее юной красоты.
- Знакомься, Брячик, это моя жена – Капитолина Иридиовна. Прошу любить и жаловать.
Она протянула мне свою тонкую розовокожую руку. Наши глаза встретились. Меня словно обожгло насквозь. Первый раз в жизни я держал в своей огрубевшей от опытов руке такую нежную женскую ручку. Это была любовь с первого взгляда. И, что самое главное – любовь взаимная. Мы встречались вечерами у городского фонтана, вместе ходили в видеосалоны, обливались в кафе шампанским и целовались на автобусных остановках. Я почти оставил научную работу, забросил все свои выдающиеся опыты с генно-модифицированной дефлорацией, не посещал институт и лекции. Все свободное и несвободное время думал только о ней. Только о ней. И вот, однажды, когда мы вдвоем у нее дома читали одну из пьес Бродского, разразилась гроза и грянул гром! Несмотря на поздний вечер в дом ворвался Капитолин Иридиович. В руке он держал обрез двуствольного охотничьего ружья «ИЖ», и ругался матерной бранью:
- Ах вы мерзкие предатели! Как ты  могла, Капитолина Иридиовна!? Как мог ты, Брячеслав? Я ведь считал тебя почти своим внуком!!! Нет, я не вынесу этого!!! Как это подло! Как низко! Как вы могли так поступить со мной?!
Взбешенный Капитолин Ииридиович, рухнул грузным телом на диван, и в одночасье помер.
Несчастье разлучило меня с моей любовью. Стоя у гроба великого профессора мы с Капитолиной Иридиовной, поклялись его светлой памяти никогда больше не встречаться. Мы стали нечаянной причиной  смерти прекрасного ученого, и не могли больше любить друг друга. И пусть мы всегда любили друг друга, но клятву сдержали до самого конца. Не выдержав расставания с любимой и смерти верного друга, я разочаровался в жизни, бросил все и ушел на одну страшную кровопролитную войну, в одной кровавой мусульманской стране.

***
Старик-негр исчез безвозвратно. И только пустая банка из под кильки напоминала о его, когда-то бурной, деятельности.

***

Я сидел в одном злачном баре на окраине города и пил восьмерной виски со льдом из водки. Из огромных колонок в человеческий рост раздавался чудовищный шансон. Я заливал свое необъятное горе алкоголем, и весь мир в этот вечер был не для меня. Вокруг моего столика клубилась отвратительная клоака.
- Могу я присесть к вам, молодой человек? – раздалось у меня над самым ухом. На меня смотрел довольно странного вида мужчина. Росту он был высокого. Что сразу показалось мне странным - с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой – золотые. Он был в дорогом сером костюме, в таких же серых, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, из под мышки торчала трость с черным набалдашником в виде головы коккер-спаниэля. По виду – лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Гладко выбрит. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. В общем, не русский какой-то.
- Да. Я - Брячеслав. Брячеслав, который потерял смысл в этой никчемной жизни. Лучшие уходят от нас, но ничего не мы можем сделать. Я – здоровый мужик, полный сил. Умный. Гроза преступности. И ничего не могу сделать со смертями. Гибнут лучшие. Лучшие гибнут. Пора уйти из жизни. Из этого проклятого мира, полного преступности и мерзости.
– Извините меня, пожалуйста, – вновь заговорил подошедший с иностранным акцентом, но не коверкая слов, – что я, не будучи знаком с вами лично, позволяю себе… сказать…
Успокойтесь, Брячеслав. Все наладится. У вас огромный потенциал. Вы победите преступность! Главное – опасайтесь Серого Дедушки. Серый Дедушка – это вам не по зубам – сказал мужчина и растаял в воздухе.
Я огляделся. Рядом никого не было. Вдруг из-за соседнего столика раздался пронзительный женский крик. Я вскочил на ноги, поспешно надевая на крепкую правую кисть платиновый кастет.

***
Подлый отвратительный гад Крысятник распоясался вконец. Только я мог положить конец его омерзительным преступлениям. Но у меня не было даже самой тоненькой ниточки ведущей к этому гнусному змеином клубку преступных злодеяний злоумышленника.


Психапатриев ©