(Wanderlust /нем. - тяга к странствиям/ -
патологическое расстройство психики,
проявляющееся у больных W. в виде неодолимой
тяги к перемене мест, обстановки и окружения.
Такие люди не способны нигде укорениться,
они постоянно переезжают, всякий раз надеясь
обрести на новом месте идеальную картину жизни.)

Я подцепила ЭТО в момент полового созревания – лет эдак в 13. Щаз и не припомню, кто меня заразил, но точно это был кто-то из пендосских мегахуяторов – то ли Майн Рид, то ли Джек Лондон, а может и Фенимор Купер… Инфицирование произошло обычным путем – через книги.
Грешна: я и не пыталась предохраняцца. Мечта о странствиях, о суровой романтике быта первопроходцев сразу и навсегда захватила мой девичий моск. И в то время, когда мои ровесницы мечтали о карьерах моделей, актрис и иных успешных шлюх, мне в ночных грезах являлись только: скрежет колес повозки; тонкий аромат ночной саванны, пронизанный дымком костра; далекий крик койота, цокот копыт мустангов, эхо винтовочного выстрела; и все то восхитительно-неведомое, что каждый день будет открывацца мне за новыми и новыми горизонтами. И, конечно же, Он – юный ковбой, с сильными руками и обветренным мужественным лицом, что однажды ночью остановит своего жеребца возле моего бивуака и застенчиво спросит:
- Леди, не найдецца ли у вас глотка воды для усталого путника..?

Что ж, мечты сбываюцца. И сегодня я – вечная странница, дорога – мой дом, и для любви это не место. Но где ж ей тогда место, если я всегда в пути? А сердцу ведь не прикажешь… Остается одно: возлюбить ближнего своего, не отходя от кассы – чем я, собственно, и занята. Но позвольте все же в паре слов обрисовать этих ближних – моих попутчиков в дальних странствиях.
Боже мой, сколько же вы жрете! Не успев еще отправиться в путь, не сделав и мили, вы уже садитесь трескать. Вы превращаетесь в маленьких самсончиков: вместо львиных пастей вы раздираете гузки жареных куриц, извлекая оттуда водопады крутых яиц. Вы заливаете Доширак кипятком, майонез – кетчупом, а все это – скверным пивом и липким лимонадом. Вы жрете так, словно в вашей жизни это – первая и последняя маза похавать. Вы пердите, рыгаете, икаете и отдуваетесь одновременно…
Ну, как вас не любить? Ведь сейчас, перекусив перед нелегкой дорогой, мы все же подставим грудь ветру прерий? Запрягаем буйволов, седлаем коней?
Куда там, нахуй… Теперь пробил Час Гавна.

Сколько вы срете!!! Вы срете, как в последний день Помпеи. Срете, нарушая закон всемирного тяготения – ошметки вашей дристни можно обнаружить на высоте двух и более метров. Может, вы сруны-акробаты? Отнюдь – вы просто жалкие, обыкновенные засранцы, вам похуй зов прерий, а не похуй тока две темы – жрать да срать. Подонки – другого слова не подберешь…
Как правило, среди вас всегда найдецца Ребенок – Дебил. Как правило, это непомерно жирная («У нас два веса», - с застенчивой гордость порадует попутчиков мамаша, и сама – владелица необъятного пердака и тринадцати подбородков), капризная, простуженная, преисполненная соплей жертва болезни Дауна с невнятной дикцией. Из нее непрерывно что-то течет, капает, вырываецца со свистом или лезет с хлюпаньем…
Ко всему прочему, этот злоуханный бурдюк страдает неодолимой жаждой общения – оно хочет, блять, дружить! Пендосская телепропаганда (в кино такие ублюдки в финале всегда оказываюцца самыми честными и надежными друзьями), исконно российская сердобольность («Ну это же ребенок!») и укоризненное лицо мамаши на заднем плане мешают нам честно и доходчиво объяснить бурдюку, в какое место нам хотелось бы вбить осиновым колом его дружбу. И в оконцовке оно, попердывая и пыхтя, вскарабкиваецца на вашу лежанку, приближает к вашему лицу свой лунный лик с незастывшими козявками под носом и заводит беседу:
- Фкавыте… хррррр… а у ваф дома… пфффффф… ефть кофка или фабака?
Нет, деточка – у меня нет кошки или собаки, у меня и дома-то настоящего нет… Зато у меня есть йад и газенваген!!! Я чувствую, как наливаются силой мои трицепсы, как со звоном падает забрало – о, сейчас! Сейчас мои руки сожмут эти трогательные пухлые ножки, и головенкой – апстену, апстену, АПСТЕНУ блять!!! Чтобы лопнул и умолк наконец аццкий бурдюк, чтобы все зловонная жижа с клокотанием вырвалась из него, чтобы…

Впрочем, это я уже перехожу на личности, отвлекаюсь. А у меня есть дела, между прочим. Мое (просравшееся, наконец) стадо путешественников теперь собралось укладывацца спать. А перед сном им нужно напицца. И не ключевой водой они хотят утолить свою жажду, и даже не благородным виски (те, у кого было с собой – уже утолили, яибу как утолили), а – чаю они хотят! И почему-то думают, что угостить этим чаем их должна я!
Ну, что тут поделаешь? Харкать в каждый стакан – банально, пургена подсыпать – накладно, да и жаль мне тратить на это фиалки своей души. Ограничиваюсь тем, что не мою стаканы. Герпес так хорошо передаецца. «На память о нашем с Вами совместном путешествии…»

И вот, наконец! Когда умолкнут все песни, блеянье и мычание отходящих ко сну кретинов, из облака пердячего пара, пронизанного легким дымком носков-семидневок, появляецца Он – мой Полуночный Ковбой.
О, как прекрасен ты, мой возлюбленный.
О, как изящно застиранная майка облегает твое дряблое брюшко бывалого сорокалетнего командировочного. И даже масляное пятно от шпротины, которую ты обронил в аккурат на левый сосок, на твоей груди смотрицца боевой наградой: «Шесть недель без вензаболеваний в походных условиях».
О, как выгодно синие совеццкие треники подчеркиваю кривизну твоих мощных, истинно ковбойских ног.
О, как таинственно вспыхивают отблески ночных огней на твоей лысине, небрежно прикрытой зачесанными с боку редкими волосенками (кажецца, эта прическа называецца «заём» - очень удачно, на мой взгляд).
А дыхание твое – амброзия чистая (четверть века злоупотребления дешевым пивом и табаком, бздеж перед стоматологом сделали свое дело).
О, как неистов взор призывающий твой! Что стоит тебе, Мужчине – вот прямо здесь и сейчас, этой волшебной ночью! – свести меня с ума своими суровыми ласками? Отведать нектара моей хорошо-за-тридцати-летней, заждавшейся невинности? И – вновь умчаться тайными тропами в ночь?
Да как два пальца обосцать.
Ну тогда, уж к слову – а уверен ли ты, что именно о твоем подзалупном творожке я мечтала тогда, не находя сна на жаркой девичьей подушке?
Разумеется, уверен. Иначе бы и лезть не стал.
Ведь ты же опытный. Ты отдаешь себе отчот: хотя ты и полное чмо, но по сравнению с тобой я – чмо еще худшее. У тебя, как минимум, где-то есть нормальный дом, может быть даже – семья, приличная зарплата. А у меня, кроме тяги к странствиям да замызганной синей тужурки, de facto нет ничего. И любовной истории более романтической, нежели та, что состоицца сейчас, мне не светит ни при каком раскладе. Так что – смелее, мой ковбой, заворачивай мне юбку, не комплексуй. Я на все согласная…
О, великий боже! Так ты еще – и джентльмен, и Казанова?! Ты где-то вычитал, что женщину перед сексом принято возбудить? Сиречь, щаз ты будешь мять мне сиськи и ковырять пальцем в пизде? Вот спасибо, дорогой. Вряд ли я ОСОБЕННО от этого возбужусь, но у меня хоть будет несколько минут – на то, чтобы бросить в небеса несколько последних проклятий.
Не верьте, девочки, простым романтикам, отважным летчикам и морякам.
Не ведитесь на тайну, что нашептывает Скрипка-Лиса – на самом деле это просто скрип колеса, лужи и грязь дорог – и ничего более, и ничего взамен.
Гори вечно в аццком напалме, Майн Рид!
Белый Клык тебе в гузло, Джек Лондон!
Заеби тебя мустанг, Фенимор Купер!
Вы, только вы – и никто другой – в ответе за мою сломанную, бродячую жизнь. За то, что мои ровесницы стали моделями, актрисами и иными успешными шлюхами – они не читали ваших книг. А я, как последняя блядь, работаю проводницей в фирменном поезде № 84 Москва – Серов…