В маленькую кухоньку Удава пратискиваюца – седой старик с  нибическими часами на руке и тростью  (чтобы не падала рука), павариха с добрыме глозаме, в интересном положении и еще пара темных личнастей успевших прасачица в квортиру,  в нодежде опохмелица.

По углам кухни штобелями лежат исписанные бумашки с конкурсными текстами. Удаф осматревает макулатуру атеческим взором и бармочет себе пад нос, што то вроде :
-Ну, бля, пожалуй начнем.


Тут же с радосным визгом аткупориваюца бутылки с водярой, на бумашках раскладываеца селедка и другая нехитрайа снедь.
Круга через два алкаголь делает свае чорное дело. На столе с текстами танцуют, рвут их руками, мнут жеппай. Кто то отрывает от них кусочки размером со стадолларовую купюру и фтягиевает предусматрительно захваченного с сабой «первава».

Часть бумажек кладут в сторону и прямым ходом отправляют по факсу жолтому и отмароженному мосгу.
Факсимильные оппараты у обоих прекручены в ватерклозете и декорированы в виде устройств по выдаче туалетной бумаги.

Источнег фонтазии  членов редколлегии бьет с новой силой. Они делают из бумажек шарики, самолетики, оригами и венец рук человеческих – резные снежинки

К вечеру Удав входит в раж и устраивает оттракцион неслыханной щедрости- стоя на балконе осыпает торговок семачками сабственноручно изгатовленными кульками. Бабки корчяцца в экстазе, пытаюца закинуть ему сваи трусы, кричат «Удаф, ты мой бох, жжи ище!» и выкалывают друк  друшке на ягодицах змею.

Ровно в двенацать ночи, жена удава стучит в стенку кухни шваброй и все веселье как по волшебству стихает. Удав че то прекидывает на пальцах и говорит что осталось ищо пиццот сорок пять текстов, прадолжим мол зафтра.
Кто то оборачиваеца летучей мышью, кто – кровавой гебней и вся компания вылетает в вентеляционную трубу.

Удав оборачиваеца удавом и в предчуствии мазгавой ебли палзет на супружеское ложе.