Защиты диссертаций на кафедре проходили довольно  часто. И в эти неординарные для всего коллектива моменты, Миха чувствовал себя наиболее униженно и ничтожно. Он с завистью смотрел на коллег, которые в мгновение ока из равных ему превращались в светила науки, приобщаясь к тайной и элитной касте кандидатов, докторов и прочих привилегированных слоев иерархически сложной системы.     

Весь процесс защиты напоминал скорее коллизии в детском доме для сирот, нежели полёт научной мысли и новизны. Каждая такая встреча проворных аспирантов и соискателей с учёной комиссией походил на выбор приёмными родителями очередного сироты. Счастливый избранник все дни накануне ходил надув щёки и с умным видом мотался по коридорам и кабинетам заведения с увесистыми кипами бумаг и книжек. И вот в назначенный день, он исчезал за резными дубовыми дверями учёного совета, чтобы через час другой выйти оттуда немного растрепанным и неимоверно радостным. Другие же, менее удачливые и трудолюбивые соратники, сбившись в стайку, тихонько шушукались между собой, перебирая и вспоминая все недостатки и оплошности, как диссертации, так и самого диссертанта:
- А работа то, говорят – слабенькая…
- Да и не говорите. Как только там такое проходит.
- Куплено всё. Отец - директор рынка, неудивительно. – Кроме чувства неприкрытой зависти, каждый из «доброжелателей» начинал переживать и злиться, вспоминая своё убогое создание, застопорившееся в виде обрезанного файла на компьютере или тоненькой стопки отксеренных листиков.

Тем не менее, на словах,  защитившегося любили все. Ему жали руку, хлопали по плечу, вообщем всячески выражали свою поддержку и предложения к дальнейшему сотрудничеству. Он становился полумифической фигурой, примером к подражанию и баловнем судьбы по меркам обиженной бюджетом науки.
Сразу после таинства защиты, все действие плавно перетекали в ближайшую столовую или кафе, где оппоненты, рецензенты и прочая номенклатурщина, пьяно целуясь, хвалила новоиспечённого кандидата, желала дальнейших подвигов и свершений. Деревянные, словно покрытые слоем абразива, котлеты по-киевски брызгали маслом, небрежно открытые бутылки шампанского шумно взрывались под всеобщий визг, а жирные столовские коты охотно тягали вареные языки из рук сердобольных женщин.

Какими недосягаемыми бы не казались Михе эти высоты, всё же наступил тот день, когда и он в состоянии эйфории и неимоверного страха вошёл в зал, где его уже поджидали учёные мужи, разного рода администрация и просто зеваки. Этот момент, казалось, он должен был запомнить навсегда: давил и чесался неудобный и ненавидимый им костюм; обвивший, словно тропическая яркая змея, шею галстук –душил и натирал, а ладони покрылись липким холодным потом.
Наконец, кое-как оттараторив заученный по энному разу текст, Миха умолк и принялся жадно пожирать глазами учённый совет. Наступила очередь комиссии. Каждый из пожилых и не очень деятелей науки, считал своим долгом выпендрится перед вышестоящими чинами, слегка покритиковать работу и удовлетворённо сесть на место. Получалось так, что представленная аспирантом работа с одной стороны не глубоко раскрывала чего-то там теоретическое, а с другой – было выполнена на вполне высоком аналитическом и ещё каком-то уровнях. Под конец, слово взял небольшой лысый мужик.
- Это же Лихтерман! – по аудитории разошёлся тихий и уважительный шёпот.
Миха закрыл глаза. Он уже представил обрушивающийся шквал критики, сотрясание стен и разбрасывание раздаточного материала. Но ничего подобного не произошло. Лихтерман припомнил о том, как в его годы писали диссертации, посетовал на упадок высшего образования, а под конец потребовал от защищающего уважать традиции и отдавать должное старым профессионалам.

На этом защита для Михи закончилась. На следующее утро он проснулся несколько помятым и с опухшим лицом. Самым ужасным было то, что ничего нового, кроме похмелья, вокруг не происходило – также светило солнце, по телевизору также дрались депутаты, более того - в метро его обхамили и хотели даже набить морду.
Вскоре, опасения Михи, а теперь уже – Михаила Сергеевича, подтвердились. Защита диссертации не принесла ровным счётом ничего. Забот только прибавилось, а зарплата, как оказалось, увеличилась на такую незначительную сумму, что у Михаила на глаза навернулись слёзы.
«Ну и хрен с ними», - предположил Миха и добавив в своё вылизанное резюме фразу «кандидат экономических наук», принялся бомбить крупные зарубежные фирмы и представительства. Нельзя сказать, что данное действие не принесло никаких результатов – пару раз его всё же приглашали на собеседование, где потенциальные работодатели крутили в руках листик резюме, спрашивали о предыдущих опытах работы, а затем добавляли: «Ах, вы ещё и кандидат, сразу не приметил…». Оканчивались такие походы стандартно – Миха неделями томился в ожидании обещанных перезвонов «в случае если вы нам подойдёте», грыз от отчаяния ногти и всё чаще стал прибегать к старому проверенному способу –  водке.

Осознание полной непотребности и того, что его достижения оказались ерундовыми, а главное -  низкооплачиваемыми, жгло Михаила изнутри, вызывало зависть и злобу ко всем, более ли менее, удачливым знакомым.
- Дурак ты, Миша. Радуйся, кандидатом стал. Величина, - подливал коньяку в рюмку и масла в огонь доцент Георгич.
- Ну и что. Чего это дало? Зарабатываем как слесаря, - не унимался Миха. – Кому это надо было, так мучаться?
- Ну и иди в слесаря, раз счастья своего не понимаешь, - Георгич усмехнулся своей шутке и снова добавил коньяку, даже не представляя, что только что подбросил великую по своему замыслу и дерзости идею в воспаленный мозг коллеги.   

На следующий день Михаил позвонил в дверь своему соседу-железнодорожнику.
- Дядь Мить. Возьмите к себе.
- Да куда ж я… - опешил сосед, - у меня вон невестка с сыном обитают…
- Да нет, вы не поняли. На железную дорогу… - Так Миха попал на участок.


Вопреки опасениям, железнодорожники новенького не только не обижали, но и всячески старались опекать и вводить в курс дела. А вскоре, проведав в личном деле о его прошлом (сам Миха не распространялся о своём предыдущем месте работы), начали относится к нему с уважением и опаской. Тем не менее, за небольшой срок Михаил настолько прижился и влился в коллектив, что порой ему казалось – работает он тут не каких-то пару месяцев, а как минимум лет десять.
И как бы ни банально, пошло и затасканно выглядела в наши дни фраза «не в деньгах счастье» - именно тут, на участке, Миха начал впервые это осознавать. Тем более, что платили ему даже больше, чем на кафедре. Здесь он впервые ощутил вкус настоящего физического труда, важность дружеской поддержки и «товарищеского плеча», и ни на мгновение не пожалел о круто повёрнутой линии судьбы.

И сейчас, после окончания смены, ему ни капельки не хотелось идти домой. Он сидел в подсобке механического цеха, положив ноги на троллейбусный калорифер. Ноябрьский дождь вперемешку со снегом звонко отстукивал приближающуюся зиму. В комнатке, заставленной металлическими шкафами и списанными приборами, пахло машинным маслом, сырой штукатуркой и ещё чем-то таким, практически неуловимым, но создававшим ощущение уюта и неги. Чуть поодаль от Михи, за столом, заставленным разнообразной закуской и бутылем с наливкой, склонились фигуры рабочих. Козлятко – балагур и путевой работник, рассказывал очередную историю.
- Ну и вот, значит, подаю я ей руку, а сам-то думаю: «Батюшки, у меня же в дизельной борщ на плите греется…» - сидящие за столом покатились с хохоту. – Ну ты заливаешь… Чтоб ревизор, да к тебе в дизельную… Совсем заврался…
- Заврался, не заврался, - обиженно отрезал Козлятко, - а наше депо, тогда первым комиссию прошло. Да что вам объяснять, - Козлятко махнул рукой и приложился трёхлитровым жбаном к эмалированной кружке.
- Михаил Сергеевич, давай к нам, - Козлятко демонстративно поднял бутыль с наливкой и повертел в воздухе, а его закадычный друг Балыч придвинул к столу свободный стул.

- Слыхал, Миха? Андреич свою восьмёрку разбил. На рыбалку поехал и влетел куда-то.
- А рыбы хоть наловил? – начальника Виктора Андреевича недолюбливали, поэтому новость о разбитом автомобиле расценивалась как приятная и интересная.
- Какое-там,  «рыбы». Сейчас вся рыба в малые реки ушла. Вон Витька Хромой, знаешь Витьку? – Козлятко вновь принялся сочинять очередную историю. – Пару месяцев назад полезли в Синяву с бреднем, – окружающие, в том числе и Миха, прыснули со смеху. Синява была типичной речкой-вонючкой, которая собрав все канализационные стоки города, петляла в старых холодильниках и покрышках между заводами и автобазами, чтобы затем впасть в большую реку под железнодорожным мостом.
- Это как же нажраться надо было?
- Не знаю, - снисходительно ответил рассказчик. – Витька, конечно, завсегда поддатый ходит…

Так, под мерно струящееся тепло калорифера и приятную компанию, медленно протекало время бывшего диссертанта и кандидата наук. Миша поплотнее укутался в фуфайку, обняв руками алюминиевую кружку с наливкой – ему было хорошо.
В обитую железом дверь бытовки постучали.
- Ну кто там ещё, - недовольно проворчал Балыч. Ему не хотелось подниматься с нагретого места. Стук повторился. – Иду, иду. - Балыч, кряхтя встал, отодвинул засов и распахнул дверь. В тоже мгновение Миха почуял неладное – лицо Балыча скривило удивлённую гримасу, а в нос ударил подозрительно знакомый запах женских духов.
- А вам кого?
- Нам нужен Михаил Сергеевич. Нам сказали, здесь его можно найти.
- Ну входите… - Балыч освободил дверной проём и, повернувшись к собутыльникам, пожал плечами, мол: «Хрен его знает кто… Начальство какое-то».
В двери показалось несколько фигур. Первую Миха опознал тут же – это была заведующая кафедры - бойкая и ядовитая пятидесятилетняя бабёнка, именно от неё и исходил  аромат духов. Мише стало плохо. Спина приклеилась к стулу, а в горле мгновенно пересохло. Дальше за дверями стояли декан, профорг и чины поменьше.

- Миша, можно тебя на минутку? – заведующая не сразу признала Миху. Брезгливо оглядев помещение и рабочих, она с трудом выделила бывшего учёного среди одинаковых, по её мнению, мужиков в фуфайках.
- А здесь нельзя?  - выдавил из себя Михаил.
- Мы тебя все очень просим. – Миха оглядел товарищей в поисках защиты. Те молча склонились над столом, будто бы потеряв интерес к происходящему. Как себя вести в таких ситуациях никто из них не знал, и поэтому каждый решил спасовать, хоть и не перед своим, но всё же – начальством.


-Что ты удумал себе такое. Как тебе не совестно. Связался с пэтэушниками… Алкоголиками.
- Они не…
- Родителей до инфаркта чуть не довёл. Нас всех подставил. Работу бросил. Посмотри как ты одет – типичный шарамыга, - распекала Михаила заведующая. Время от времени своё слово вставлял декан. Смысл всего сказаного был один – Михаил свалял дуру, подставил коллектив, поставил под угрозу выполнение научного плана,  связался с шантропой и уголовниками.
Вскоре начальство, видя отстранённый взгляд Михи, сменило гнев на милость. Его потрепали по плечу, по родительски пожурили и пообещав поднять зарплату, взяли буквально под руки и повели к выходу. Не в силах сопротивляться, Миха испуганно оглядывался на застывших товарищей. Всё было кончено. 

Где-то через неделю, в этой же подсобке механического цеха происходило что-то наподобие тайной вечери. На столе стояла вездесущая бутыль наливки, а на полу на четырёх ножках всё так же распространял тепло калорифер. Заговорщиков было двое. Они о чём то перешёптывались, аккуратно жестикулировали и время от времени прикладывались к посуде.
- Нет, Балыч, нехорошо мы поступили. Человек нам доверился.
- А что сделать-то могли. Видал сколько понаехали.
- Ну и что. Защищать надо было. Видел как он смотрел.
- Да уж. Взгляд тот ещё, - Балыч сочувственно вздохнул. Всем им было по-настоящему жаль Миху, но что делать - никто не знал.
- Найдём его и вернём. Своих не оставляем… - Козлятко решительно опорожнил кружку. На этом совещание было окончено.

Идти в высшее учебное заведение, по-мнению Козлятко, надлежало исключительно в парадной форме. Для этого случая он одел залежалый, но всё-таки чертовски привлекательный югославский костюм, в котором бывший машинист в своё время принимал награды лично из рук областного начальства. Балыч же надел фетровую шляпу, в которой выглядел несколько комично, но излучал при этом тонкое очарование толстяка. На его широкой груди красовалась единственная награда - медаль «1500 лет Киеву».

Балыч с увлечением рассматривал помпезное здание университета.
- Ух ты. Вот это да! – здание ему нравилось. – Как вокзал! И народу - как на вокзале.
Народу и действительно было много. Вокруг сновали вездесущие студенты. Выбежавшие на перемену шумно курили, сбиваясь кучками, дружно плевали под ноги и по-молодецки ржали. Масластые девки в коротких юбках и откровенных нарядах вальяжно затягивались тонкими сигаретами, и громко матерились.
Козлятко попал, словно, на праздник молодости.
- Ух ты, какая пошла. А эта? Глянь… - он толкал Балыча локтём и завистливо оборачивался вслед раскачивающимся бёдрам и подпрыгивающим грудям.

Кое как пробившись сквозь строй молодняка, путейцы добрались до кафедры. Выспросив  координаты молодого учёного, они направились на поиски заветной аудитории. К этому времени длинные тёмные коридоры практически опустели – занятия были в разгаре.

- Ребята?! А вы чего здесь? – Миха абсолютно не ожидал увидеть здесь своих знакомых.
- А мы к тебе. Вернее, за тобой. Забрать тебя пришли. – Миха был в наглаженном костюме, и оттого путейцы прониклись к нему ещё большим уважением.
- Ничего не выйдет. Не дают мне уволится. Заведующая не подписывает… Так что, - молодой учёный грустно посмотрел на друзей. – Кажется, ближайшие года два мне придётся провести здесь.
- Но ведь это не справедливо… нельзя так.
- Ладно, потом поговорим. У меня сейчас пара, подождите вон в аудитории. – Миха кивнул на ряд дверей напротив.

Балыч и Козлятко молча сидели за партой одной из пустующих аудиторий. Оба они думали об одном – как вызволить Миху. Ничего путного в голову ни одному ни другому не приходило.
Дверь распахнулось и в неё буквально влетело несколько человек. Они поправили столы, придвинули к центру пару стульев и водрузили на стол два небольших флага. За этим, в аудитории появилась целая процессия из разодетых персон, замыкал шествие фоторепортёр с огромной камерой.
- Вот так, правее пожалуйста. Пожимайте руки, флаги в кадре, - репортёр присел на корточки и отдавал приказания, вспыхивая то и дело камерой. Путейцы удивлённо переглядывались, но оставались на местах.
- А теперь, присутствующие приглашаются на фуршет в честь нашего иностранного гостя! – Иностранный гость, которым оказался по-хамски одетый мужик лет сорока, изобразил голливудскую улыбку и утверждающе закивал.
- Гляди, гляди – вон она.
- Вижу, - Козлятко уже минут пять как приметил в толпе ту самую дамочку, приходившую в каптёрку. На мгновение ему показалось, что он даже уловил знакомый запах духов.
– Давай за ними, Балыч… - Друзья быстро смешались с профессурой.

В банкетном зале, в который было переоборудовано бывшее университетское бомбоубежище, разворачивалось настоящее действо. Огромный, как на свадьбах стол, был заставлен всевозможными угощениями, а главное – напитками. Казалось, присутствующая здесь горстка, в основном, пожилых людей, даже теоретически  не осилила бы всех кулинарных изысканий. Поначалу, боясь разоблачения, путейцы скромно сидели у края стола, изредка поддевая вилкой близлежащие блюда. Со временем они поняли, что абсолютно никого здесь не волнуют и смело принялись угощаться с профессорского стола.

Вопреки ожиданиям, обстановка в зале оказалась крайне демократичной. После четвёртого тоста, Козлятко сам подливал в рюмки гостей, весело шутил и даже спорил на научные темы. Балыч же налегал на еду. 
Вскоре, празднование плавно перетекло в весёлое застолье. После тостов стоя и брудершафтов с иностранным коллегой, наступили танцы. Из-под потолка донеслась ненавязчивая музыка:
- Ну, я пошёл… Пора! - Козлятко встал из-за стола.
- Не пуха.
Путеец уверенной походкой бывалого кавалера и сердцееда подошёл к заведующей:
- Извините, вы танцуете? – та с удивлением посмотрела на Козлятко.
- Я? Да что вы…
- Прошу вас, всего один раз. – Козлятко галантно протянул руку и они тут же закружились по залу.

Балыч без особого интереса разглядывал танцующих – танцы он не любил и не понимал. Он ещё налил себе и подсевшему к нему фотографу.
- А ну, дай поглядеть… - Дорогой? – Он потянул фотографа за висевшую у того на шее фотокамеру.
- Сяссотдеятььь… - фотограф был пьян в стельку. Он весело подмигнул Балычу и снял с шеи камеру. – Хочешь тебя в газету сфотографирую… Ты фотоггигиеничный! А главное – натуральный такой типаж.
- А где у тебя тут посмотреть фотки можно. Чего нажимать.
- Вот, - фотограф безвольно отдал аппарат. – Только снимки со свадьбы не стирай. – Балыч взглянул на Козлятко. Тот уже оттанцевал и теперь возвращался с дамой к столу. Одной рукой он придерживал заведующую за талию, другой усиленно жестикулировал, что-то увлечённо рассказывая. Рассказ, вероятно был смешной – заведующая периодически вскидывала голову вверх и смеялась.

В тёмных недрах столовской кухни происходило молодецкое действо. После продолжительных слюнявых поцелуев, двое перешли к более конкретным действиям.
- Ну, что ты, не надо… Неудобно ведь.
- Мммм… мадам, не гоните меня. Роскошная грудь. – Козлятко бессовестно лапал заведующую.
- Отстань ты. Не шестнадцать же лет, в самом деле.
- А что? Хочу, желанная моя…
- Ну не надо же... – сопротивление дамы ослабевало с каждыйм мгновением.
- А заявление подпишешь???
Последняя фраза подействовала на заведующую мгновенно. Она в момент выскочила из загребущих лап путейца и оправилась.
- Я же сказала „никогда” и точка! И вообще, неужели вам так это нужно. Нет, нет и ещё раз нет. Всё что угодно...
С этими словами кастрюля с кривой надписью «блюдо №2», отлетела в сторону и её место заняла не сдающаяся начальница. Она ещё немного посопротивлялась и окончательно отдалась на поталу пьяной утехе.

Весь следующий день заведующей было плохо: отвратительно ныла голова, тряслись руки, а главное – было неимоверно стыдно. Она прекрасно помнила всё, что произошло в тот день и особенно – на кухне. Пытаясь прийти в себя, от пережитого шока и позора, она всё же чувствовала в теле некую расслабленность и покалывание где-то там, в недрах женского организма. Списав всё на алкоголь и тяжёлую работу, начальница вычеркнула момент слабости из своей жизни и снова приняла суровый облик.
В дверь постучали и как обычно, без разрешения войти, повернули ручку. Некоторое время заведующая молча смотрела в дверной проём:
- Как вы сюда попали, - преодолев сухость во рту, повелительно произнесла она.
- А я к вам, - вчерашний кошмар и путеец Козлятко стоял прямо перед столом.
- Я же сказала вам… Что вам нужно?
- Приказик подпишите?
- Какой приказ? Уходите отсюда.
- Погодите, - Козлятко весело подмигнул и вынув из внутреннего кармана пиджака пачку фотографий, швырнул её прямо на стол. Фотографии пёстрым ковром разлетелись перед заведующий.
От вида фото у начальницы отнялись ноги. На них, в полной красе, были зафиксированы все вечерние похождения: вот она похотливо закинула ноги на плечи путейцу и пьяно хохочет, а вот вообще крайне непристойное положение.
- Что вы хотите, - прохрипела дама.
- Увольнение подпишите? – Козлятко протянул мятый листок с заявлением.
В тот же день доцент Миха был уволен из университета.