В детстве Александр Поль любил носить на голове синенькие шашечки из синтетического волокна. Позже мать убедила сына, что такое глупое занятие не приведет в будущем ни к чему хорошему. Как в воду глядела. Если бы только на день раньше бросил он это бестолковое занятие, если бы…

Четверг длинный. Упирается, не хочет погибать, не хочет прощаться с Александром Полем на целую неделю. Вот и выстраивает он заслон из жестяных машин, чтобы только не дать Полю добраться до дома. А дома женщина. Теплая. Наверняка что-нибудь хитренькое припасла. Ревнует день к женщине добросовестной, а поделать ничего не может, все-таки конечностями природа не наделила. Только и знает, как форс-мажоры затягивать. Унылыми сиренами попугает и отпускает, злой, но любящий четверг. Полю до четверга нет особого дела. Он его уважает, но сердцем радостным все же поет пятнице чаще. То ли водовка его убаюкивая так сладко, дружественность ко всему заканчивающемуся пробуждает, то ли женушка пьяненькая губками золотыми. Молчит Поль, сердится на погоду ненастную, на сирены жалостливые взгляд думами полный наводит. Мыслит все чаще о том, как борщика вкусного отведает, да как женушку миленькую в постелюшке наказывать будет. От помыслов таких улыбка все же на лицо скрытным жуликом вылазиет. Но горестно нашему Полюшке в ожидании долгом пребывать. Кручиниться, вздыхает тяжко. Эх, кабы была метла волшебная, - думает Поль, - так на этой метле бы я в оконце родимое, с цветочками аленькими залетел. И метелушкой длинненькой себе бы помог, труд бы облегчил, да жене радости добавил. Что она видела в жизни? Потолок беленький, да лобочек темненький.

Пробочка выдавливается потихонечку, Полюшко на педальки жмет вовремя. Не дай бог лишний метрик упустить. Вот уже на Михайловском тронулось, скоро и до нас докатится. Час другой проходит и пробочка рассасывается, словно шовчек маленький. Вот уж по ступенькам бежит радостно. Колокольчик в штанах звякает, ногти на ногах скалываются, сами шелухой в ботиночки оседают ровненько.  Звонок родненький не понадобится хозяину, ключик волшебный в карманчике в руку просится. Скрип петелек веселый дверь тихонечко отворится просит. Залетает радостно  хозяин припозднившийся, по комнатам любимую ищет собакой пронырливой. Все места заповедные обнюхал, а женушки-то и след простыл. Ни вещей, ни запахов, словно никогда и не было. Где же бродишь ты, тварь гулящая? Неужели снова к Игорю?

И машины шум вновь безрадостно вдоль домов  убегает пропастью. По ушам бьет прохожих, дразнит их, заставляет воротить головушкой.

Вот и Игоря дом виден. И в оконцах свет мягонький. Что же делают там ироды? Неужели прелюбодеяние? Вновь по лестнице вверх взбегает он. Ко двери чужеродной, мрачной поступью, глаза в бровоньки устремил. Чай, задумался, чай не выдержит, разговора серьезного с Игорем. Задрожали коленки бессовестно… и бежать что есть сил в домик свой. Под крышу огромную бежать, сил от неё набраться. А потом может быть и обратно к Игорю. Может хоть завтра получиться. Ну а завтра не получится, так получится после как-нибудь. Лишь бы шашечки синенькие, не украл из тумбочки вор пакостный. Лишь бы жил я, да наговаривал:

- Баба, баба, баба, баба,
  Жить осталась у прораба.