Сежу фчера на работе, ап кнопко «эникей» ебальнегом щолкаю периодическе. Хуле – не спал ночью пачти, интоксикация опять же… И туд саслужывец один заходет, пат кодовым нозванием «Барисыч Ахулеято». Не, ни японец нихуя, просто каждый рас кагда к нему с хуйнёй какой-нибуть абращаешсо, он «А хуле я-то?» ныть сразу начинает.  Заходит короче этод самурай в кабинет – и ко мне сразу. «Занят?» – спрашиваед. А хули блять спрашивать, чо – не видишь, што от меня одно ухо из-за факса торчид и не шевелиццо - панятно же, што занят песдец каг. Ну, вопщем, разбудил-таки меня, сцуко. Поехале, говорид, мебель мне в гостиную выберать, один нимагу никаг. Я, пока просыпалсо, подумать ещо успел: йобнутый он все-таке паходу - мы ему в прошлый рас когда обои в спальню покупале, у меня потом две недели скваречнег раскалывалсо: жена у него сцуко песдец кокая мощная и хуйней фсякой типа кофемолок очинь метко вдагонку пуляет. Йа ему таг и сказал – пашолнахуй, Барисыч, с миня и прошлово шоппенга во каг хватет. Йа до сих пор не апкурившысь в тваю спальню зайти нимагу – ат рисунка глаза сцуко внутрь черепа сами сабой заворачиваюццо, тошнить начинаед, а минут через пять вапще вырубает фпесду. Нутибянахуй.

А он, сцуко, прицепилсо каг седло к Ксюшесапчаг, и ниатстает нихуя: У меня, говорид, ф прошлый раз сбор хуйовый папалсо просто. Фчира чуйку привезли – креативная, песдец, в этод рас не промахнемсо. И две штакетины ис кормана достает. Ну хуле – если креативная, говорю, заводи токда, поехале, посмотрем чо там любители лака, клея и высокотоксичных красок новово навыдумывале. Сажусь в машыну, тока успел ебальнег на торпедо паудобней пристроить – сзади вдрук: «ПРЕВЕЕД!!!» ва фсё горло... Ну я с локтя не глядя ебанул, оборачиваюсь – авотхуй там, не медвед нихуя… Толег на сиденье лежыд, экспедитор наш. Сам сцуко щюплый, рыжый, уши ва фсе стороны торчад и веснушки па всему скваречнегу норисованы. Часть веснушег правда от маего привецтвия по салону рассыпалась, но вроде дышыт балезный, правда тихо каг-то и через раз.

Хуле делать, с Барисычем минералкой ево полили чутог – смотрю, пророс Толег, зашевелилсо, глазами друк на друга смотред, нипаймёт нихуя: кто он, чозахуйня вапще? Минут черес пять отошол правда кое-каг, в угол забилсо и дуеццо каг дуракбля сидит. А чо дуццо-то? Какой «превед», такой блять и атвет. Ну вопщем забили мы с Барисычем на Толега, отъехале чутог и сами уже надуваццо начале. Чуйкой. Тока спичку зожгли, туд блять опять на заднем сиденье шевеление падазрительное какое-то… Хуле, я-то уже привыкший сежу, а Барисыч вот про Толега забыл каг-то уже. Хорошо, што у нево монтирофка короткая оказалась, да и Толег на своё щястье с моей стороны ебальнег свой к нам высунул. Чо эт вы туд, говорид, делаете? Песдец, я даже пальцы ат ево вапроса апжог, каг это чо говорю – в шашки блять играем, долбойоб. Ну и пришлось ему тоже пару хапок выделить.

Посидели чуток, кашель Толегов послушали, дальше тронулись. Барисыча смотрю – плющит песдец, едет и ругаеццо нипайми с кем. А туд ещо некстате – тело с полосатой палочкой рядом с машиной бежид, в свисток гудит. Ну йоптвайумать, ево только не хватало…  хуле, пришлось останавливаццо. Гоишнег отдышалсо чуток, довай к нам с расспросаме приставать: чо без света едем, пачиму па встречной, нахуя Толег ему жопу в акно паказывал… Любопытный кароче попалсо – песдец просто. Прайдемте, говорид,  к машине, фсяхуйня. Таг и пришлось Толега на охране пепелаца оставлять, а самим к машине минтафской метроф стописят песдовать. Подошли, расположились, торг патихоньку пошол… Барисыч каг-то ниажиданно в иудаизм ударилсо и аццки зожал алчущему милицианерчегу денюжку на новые катафоты для виласипеда, из-за чево паследний покраснел лицом и принялсо размахивать перед Барисычем какими-то «правелами дарожново движения» и пригрозилсо отобрать у нево права и протоколов на нево штуг триццоть да кучи заебурить.

Барисыч уже был готов вернуццо в родное христианство и по-браццки разделить с гоишнегом честно нажытое имущество, когда вдрук на сцене опять проявилсо Толег с несколько ебанутой ухмылкой на рябом лице.  Обойдя пару раз вакрук нас, Толег нинапрягаясь подошол к гоишнегу, облокотилсо на него и, ненавязчиво гыгыкая, поинтересовалсо, чо это он тут делает бля. Гоишнег охуевше уставилсо на нас, осторожно перевел взгляд на Толега и каким-то казлиным голосом попросил «гражданина» не мешать ему составлять протокол. Гражданин в атвет на слово  «протокол» выпучил глоза и мелко затрясся, с трудом сдерживая смех, но секунды через три не удержался и, фыркнуф каг зоправскей лось, посадил гоишнегу на погон длинную зиленую саплю, а сам упал на снег и ногами задрыгал. А рядом мы с Барисычем улеглись, патамушта нам тоже новый элемент формы гибдедешной понравилсо очень. А вот гоишнегу новаторство нипанравелось паходу – не стал сцуко падать, просто тупо цвет ебла пад ту же саплю паминял, а патом взял, мудаг, и в машину за афтаматом полез.

Кое-каг мы от него отбились. Правда для этово Толегу пару показательных пинков отвесить прешлось, и Барисыч в конце концов ночальную ставку в четыре раза превысил, зубаме скрипя. Ему-то уже не до смеха было, хуле – два кресла щитай из рук уплывают, а тут ещё  мы с Толегом рядом да кучи  ржом - подняццо никаг не можем. Барисыч только руку от кошелька убирает, гоишнег – хуяк за автомат опять, и таг раза четыре. Песдец, у меня даже жывот заболел. В канце канцов Барисыч нас чуть пепелацем не переехал, но промахнулся раза три подряд и потихоньку успокоилсо, а мы чуть позже из оврага вылезли, отряхнулись, и дальше поехали.

Заходим в мебельный центр, а там – песдец, одних диванов штуг пиццот только, пелотог толпа за покупателем с криками «Чеммагупамочь?» бегает и Марьиванна тыщадивитисотого года выпуска из-за кассы на всех ривалюционным глазом зыркает. Дилавая атмосфера вопщем. Мы с Барисычем к диванам сразу пошли, а Толег чо-то возле сторушки застрял, стоит, смотрит на неё и малчит. Сторушка тоже по сторонам вертеццо перестала, смотрит на нево с апаской, а сама рукой под столом чо-то шарит. Толег стоял-стоял и вдрук каг заорет, еблан блять: «У вас прадаеццо славянский шкаф, фрау Кукиндорф?! А?! Я вас спрашиваю!!!» - и стоит, ржот каг апкуренный. Тока вот старушка паходу баивая попалась – даже не пернула, пальчиком Толега подманила и щотами мраморными фтарой половины восемнаццатово века на ноль ево поделила. Паперек ебала. Так што пришлось нам свои дизайнерские изыскания откладывать и Толега в машину тащить. Пока ево на сиденье укладывали – вторую биламоринку заодно взорвали, таг што обратно уже подготовленными пошли.

Ну и выбрали Барисычу самый распездатый диван, чудо гения туркменсково мебельпрома, выпущенный паходу ф самый разгар периода вызревания шышег. Хуле, я его вроде и отговаривал, и пиздить пробовал – нихуя, вцепился в нево зубаме, «этот беру» и фсё. А меня при виде этово дивана даже на измену пробило чутог – выглядит так, каг будто только што йобнувшийся хамелеон сдуру все цвета сразу включил и щас меня жрать кинеццо. Песдец вопщем. Барисыч на радостях даже сторушку со щотами бояццо перестал почти,  на расстояние вытянутой ноги к ней подошол и стоит, деньгами в неё тычет. Правда, когда она, штобы сдачу пощитать, за девайс свой взялась, Барисыч всё-таке убежал, и чек уже мне пришлось забирать. С тем и уехали, а уже ближе к дому и Толег очнулсо. Интересовалсо все, когда мы уже за мебелью поедем, а то он «уснул чо-то».

А севодня Барисыч на работу не вышел. Тока што ему звонил – говорит, когда грузчеги диван привезли, жена ево этим диваном па бисталкофке и нахлобучила. Таг што за шкафом поедем только недели через три, когда ево выпишут. Сижу вот, жду. Скучно…

Мокар Слидапыд, декабрь 2007