Платформа. Ночь.
Электричка прибудет только через час, я думаю. А мороз подступает все сильнее. Я в летних кроссовках стою под крышей. Сейчас 2 часа ночи, я здесь только 15 минут.

Крыша. Укрытие от дождя для продолжительного ожидания электрички. Помещением это назвать нельзя. Места чтоб присесть нет, стен тоже. Одни столбы, держащие крышу, и доска на которой должно быть расписание электричек. Его нет. Есть только лес вдоль рельс по обеим сторонам платформы.

Снег медленно падает с неба и остается на крыше, которую построили специально для таких как я. Чтобы снегом не завалило и дождем не залило.

Сооружение всем своим видом кричит – электрички не будет еще долго! так было задумано! ты здесь умрешь! В ответ на это начинаю несильно подпрыгивать на месте. Я не хочу умереть от холода на платформе.

Ветер усилился и снег начал падать интенсивнее, наконец-то добравшись до меня. Из далека послышался вой волков. Это не собаки, волки. Я точно знаю, что это волки. От этого стало еще холоднее. Даже осознавая, что волки не заходят в такие места как платформа, все равно мороз бежит по коже. У любого человека на улице находясь в одиночестве вой волков вызывает страх.

Животный страх вызывают хищные звери, а пронизывающий ужас источают люди. Как раз на платформу зашли два человека. Они идут не ровной походкой, еле освещаемые единственным фонарем на платформе. Двое мужчин в серых драных тулупах подошли ко мне на расстояние пяти шагов. Один был повыше и поплотнее, другой ниже меня и  совсем худой, словно не ел несколько месяцев. На вид лет по сорок. Но кто их знает.
- Есть чо закурить? – хриплым низким голосом спросил один.
- Не, не курю, - ответил я.
Закурить. Так начинают многие. Из своих наблюдений я сделал вывод: если в моем нынешнем положении спрашивают время, то есть вероятность избежать проблем, а если вопросом было «закурить» - все, без драки не обойтись.

- Че? Болеешь? – с насмешкой сказал один из них.
- А если болеешь, то зачем тебе такие чоботы? По любому помрешь скоро, - подхватил друга второй, кивая на мои кроссовки.
- Не мужики, – начал я – не болею, но за здоровье беспокоюсь.
- Мужик в поле пашет, а мы по понятиям живем – начал гнуть свою линию тот, что пониже.
- Ты давай закаляйся и за здоровье свое не беспокойся – сказал высокий и достал откуда-то нож – Снимешь ботинки и еще здоровее будешь.
Ветер усилился еще сильнее и последнюю фразу ему приходилось почти кричать. Высокий отвлек мое внимание на себя. Еще бы! Мне не каждый день угрожали ножом. Тем временем низкий мужчина забежал мне за спину и толкнул меня, подставив мне под правую ногу свою. Я падал лицом вперед, а ботинок высокого уже летел мне в нос.

Удары, удары, удары. По спине, по голове, по бокам, по ногам. Один поднимает мое лицо за волосы, второй бьет в него ногой. Бьют сильно, как будто годами тренировали технику избиения лежачего человека. С десяток взрывов искр пролетает у меня перед глазами. А волки воют все ближе.

Я уже не двигаюсь, чувствую что мои ноги почти окоченели. Слышу гул ветра и вой.

С трудом, но мне удалось перевернутся на спину и приподняться. Ноги в носках, кроссовок на них соответственно нет. По платформе на меня бегут трое волков. Если б в кишечнике что-то было, то он дал бы мощнейший фонтан кала по семейным трусам. Но я целый день ничего не ел и согреть ноги собственным говном мне не удалось. Я не почувствовал никакого тепла перед смертью.

Мелькнула мысль: «Волки тоже не от сытой жизни на платформу вышли. Ишь! Худые какие». И на меня набросился один из них. Он схватил мою окоченевшую ногу своими холодными зубами и начал тянуть её, упираясь лапами вперед. Потом резко дернул вверх и в бок. Получилось откусить кусок стопы с пальцами. Кровь слегка брызнула их появившейся раны. Второй волк сразу прыгнул мне в горло. Он одним рывком вырвал кусок шеи вместе с кадыком. Я захлебывался собственной кровью. Морда волка выкрасилась моей кровью. А третий тем временем вцепился мне во вторую ногу выше колена. Он разорвал мои джинсы, отрывая окровавленные мышцы из моего тела.

Я вижу. Вижу и прямо, глядя вперед своими глазами, и со стороны.
Со стороны – волки рвут мое тело, изредка отрываясь от моей туши чтоб пережевать добытый кусок мяса; волки рычат друг на друга, ощетиниваются, похоже делят части туши.
А прямо, изредка загораживаемый одним из волков, стоит маленький мальчик. Он стоит в двух метрах от меня. Мальчик одет в белую рубашку и короткие шорты, оголяющие разбитые коленки. В руках у него коробок спичек. Он протягивает мне его.
- Это не я зажег. Ты зажег – произносит он.

Я слышу только эти слова. Только его. Мне уже не важно, что происходит с моим телом. «Ты зажеееег!» - слышу детский крик в ухо.

****************************************************************

- Смущает отсутствие обуви. Думаю, волки не носят ботинки – пытался шутить помощник оперуполномоченного убойного отдела.
- Мог кто-то снять с трупа – отрезал старший – это волки, их видели неподалеку местные жители. Или слышали. Не важно, это волки и точка.
- Да я и не против, я даже за.
- Узнал кто? – спросил старший.
- Ага. Так-тааак… - начал ковыряться в бумагах помощник – Горликов Алексей Викторович, 1975 года рождения, безработный, холост. Находится в розыске. Ага, соучастник группового изнасилования. Хыыыыы. А, вот еще, сирота, родственников нет. Это все, что нам нужно.

****************************************************************

«Мама, а помнишь Серёжу? Помнишь он поджег соседский дом, когда мы еще жили в деревне? А я говорил, что это не он. Мне тогда было четыре года и ко мне не прислушались. А Серёже было семь. Он оказался виноват в смерти четырех человек. Сгорели. Я вот тут сижу и думаю, а ведь на моем месте должен был быть соседский мальчик, Алеша. Он был старше меня на 4 года. Это Алеша поджег сеновал и сунул спички в руки Серёже. Он сжег своих родителей, братьев и сестер. А наш папа убил нашего Сережку. Папа умер тюрьме и я, мама, чувствую, что жить мне не долго. Я знаю, что тот Алеша прожил плохую жизнь и умрет, если не умер, страшной смертью. Это он должен был нести крест убийцы всю свою жизнь. А вышло – я брат и сын убийцы, значит сам нелюдь. И так всю жизнь, клеймо. Но Алеша – сирота и страдалец. Я все видел, меня не слушали.
Почему-то вспомнилось. Ты прости меня за это.
Мне тут хорошо. Тепло и я сыт. Больше написать нет времени.
Мама, прощай».