У старого пешеходного моста, в час вечерних патриотических дум, Шестернев Михайло Потапыч натруженным мозолем правой руки растирал ушибленное колено. Откуда-то сверху на Михайла Потапыча смотрели два глаза. Михайло Потапыч знал об этом, а точнее подозревал, но пока еще до конца самому себе в этом не признался; неприятное беспокойство давно поселилось в его сердце.
Вот уже который год Михайло Потапыч в односторонних словесных баталиях с товарищем по цеху Илларионовым Алексеем Сергеевичем, призывал того сбросить рабские оковы христианства и ударить атеизмом по заповедям божим. Значение этой фразы Михайло Потапыч не совсем понимал, но её благозвучность и эмоциональная насыщенность заставляли его повторять её снова и снова. Алексей Сергеевич же, человек, за свою долгую жизнь повидавший не один десяток искусителей, лишь молча улыбался, чем еще больше раздразнивал и без того возбужденного Михайла Потапыча.
"Ну пойми ты, Лешка," - говорил Михайло Потапыч, - "ну, что тебе здалось это христианство? Все люди как люди дома сидят с женами, детишек воспитывают, а ты все один да один. Бросай ты это дело. Того и глядишь через месяц на работу придет уже не Лешка, а какой-нибудь гомосек... как этот Дулин из нашей рашы. Женщину тебе надо найти, женщину".
Трудно сказать почему Михайлу Потапычу так сильно хотелось убедить Алексея Сергеевича в том, что бога нет. Может быть ему хотелось почувствовать свою значимость или еще что-нибудь, но это даже не главное, ведь самым интересным было то, что сам Михайло Потапыч в бога то как раз верил и даже не то чтобы верил а буквально жил им, во всем чувствовал его провидение, во всем чувствовал его тайный умысел и с трепетом преклонялся перед такой исполинской мощью.
Вот и сейчас, Михайло Потапыч, сидя на разбитой дороге, нисколько не сердится на ударившего его мальчишку, на божье провидение уповает, а сам думает, чем же это он господа разгневал, что тот его по коленке. Но Михайло Потапыч недолго отсиживался не дороге. Покряхтывая встал, отряхнулся и прихрамывая на поврежденную ногу медленно поплелся в сторону дома.
"Надобно хлеба зайти купить, а то эти ироды наверняка весь вчерашний уже слопали". - Подумал Михайло Потапыч и повернул к магазину.
Открыв дверь магазина Михайло Потапыч застыл от удивления. Возле прилавка (не со стороны продавца конечно) стоял Алексей Сергеевич верный напарник и просто хороший человек. Но не это удивило Михайла Потапыча. Сама по себе персона Алексея Сергеевича стоявшая у прилавка, конечно же, не могла вызвать такой реакции. Михайла Потапыча поразило то, как стоял его товарищ, а главное с кем. Левая рука того самого христианина, которого Михайло Потапыч столь долгие годы так яростно поучал всей правде жизни, расплачивалась за купленный товар, а правая обвивала стройную талию шестнадцатилетней нимфетки. Михайло Потапыч уже было хотел окликнуть друга, сказать ему то как он безмерно рад, что христианские оковы наконец-таки пали под гнетом пламенных речей страстного атеиста, коим Михайло Потапыч так часто себя изображал, но вовремя остановился, благоразумно подумав, что его появление перед этой счастливой парой может вызвать конфуз у обоих.
Мхайло Потапыч спешно закрыл дверь и забежал за магазин позабыв о боли. Отдышался, для чего-то перекрестился, хотя раньше никогда этого не делал, и, наконец, опасливо выглянул из-за угла. Алексеей Сергеевич неспешным шагом удалялся от магазина левой рукой держа пакет, из которого торчала одинакая литровая бутылка водки, а правой по-прежнему обнимая какую-то девочку.
"Что же это за чертовщина такая!" - подумал Михайло Потапыч. - "Никогда за ним ничего такого не замечал, а тут на тебе, весь набор джентельмена и главное сразу! Неужто опять божье проведение?!"
На улице быстро темнело и Михайло Потапыч не опасаясь что его могут заметить двинулся вслед за влюбленной парой. Настороженным следопытом пробирался он по тихим улицам маленького города успевая по пути разглядывать первые появившиеся звезды. Путь по которому шла влюбленная пара Михайло Потапыч знал наизусть. Алексей Сергеевич вел девушку не куда-нибудь, а к себе домой.
Возле дома пара остановилась. Алексей Сергеевич неуверенным движением запустил свою руку под коротенкую юбчонку девочки. Девочка не сопротивлялась.
- Ого! Во дает, шельма! - Шепотом воскликнул Михайло Потапыч.
А тем временем Алексей Сергеевич увлекал свою молодую спутницу за собой, куда-то глубоко в дом и быть может даже намного глубже.
Со спокойной душой Михайло Потапыч пошел домой. Дома его встретила жена, усадила за стол, словно маленького ребенка, насыпала борща и налила тарелочку жаренной картошки. На вопрос Михайла Потапыча "где хлеб?" жена только лишь развела руками: мол, скушали весь. Доев сытный ужин, Михайло Потапыч, отказавшись от телеизора, проследовал в спальню, где попытался предаться раздумью о свершившемся сегодня чуде. Но мысли все время путались, убегали и сворачивались в причудливый комок, заставляя Михайла Потапыча отказаться от запланированных раздумий. Еще не началась "Спокойной ночи, малыши", а Михайло Потапыч, нежно обняв подушку, спал.
А вот жена Михайла Потапыча не спала. Она ждала дочь, которая почему-то все не возвращалась. Не знала мать, что дочь в эти минуты становится матерью. Не знал, конечно же, об этом и Михайло Потапыч. А если бы знал, то ему наверняка было бы приятно осознать, что первый раз в жизни он все-таки достучался до небес.