Снова в Москве поздняя осень. Из-за  чахлой и бесцветной листвы, оставшейся на деревьях, улицы кажутся более широкими, а серые дома выше и мрачнее, чем обычно. И солнце, вернее его предательское отсутствие. Солнце, которое теперь уже в далеком прошлом. Мерзко на улице. Еще более мерзко на душе. Пушкин, определенно был мазохистом.

  Ерофей стоит у окна, облокотившись на широкий подоконник сталинской квартиры, и прижавшись лбом к запотевшему стеклу, думает. Думает, о том, что его любимый «Спартак» потерял два очка на выезде, о том, что на этой неделе, Катька опять не дала, что завтра снова ни свет, ни заря, на завод. И утром, табельщица, Пелагея Швех, опять будет вожделенно коситься на его оттопыривающиеся штаны. Думает о том, что член его, будет помимо его воли, эти штаны оттопыривать. Думает о том, что начальник цеха, Рогатейко, опять бесцеремонно урежет его, Ерофея, расценки. В общем,  радостей в жизни не предвиделось. По крайней мере, ожидаемых. Но от не заланированых радостей, никто из нас не застрахован. Так случилось и на этот раз. Телефон в коридоре истошно затрещал, всем своим нутром, и Ерофей Априорев, выйдя из комнаты, не спеша, снял трубку.
  - Але.
  - Здравствуйте! - В трубке, еле различимый, сквозь помехи, раздался женский голос: -    Мне Евгения Алексеевна нужна, или Павел Дмитриевич, они дома?     
  - Нет, - ответил Ерофей, и собирался уже повесить трубку. На том конце провода не унимались: - Это Оля, из Краснодара. Я в Москве, на два дня. Можно у вас остановится?
  - Останавливайтесь, - вяло произнес Ерофей, и продиктовал адрес.

  Через час в дверь позвонили, и Априорев поплелся открывать. То, что он увидел на пороге, заставило Ерофея отрешиться от тягостных мыслей.
  - Уф! Еле нашла: - весело произнесла гостья, и шагнула через порог. Ерофей стоял, как истукан, и тупо смотрел на вошедшую. Длинные, каштановые кудри,  смеющиеся глаза, и божественно красивые ноги. И до боли знакомое лицо. Вспомнил. Оля, соседка бабушки, лет пять назад, гостил у нее летом. Тогда и познакомились.
  - Не узнаешь? – Спросила Оля.
  - Узнаю…вроде. – Вот и все что смог выдавить из себя Ерофей.
  - Душ можно принять?
  - Да. Можно. Полотенце там есть чистое.
  После душа, чай на кухне. Несвязный, из-за Ерофеевой тупости, разговор. Воспоминания. Априорев придурковато смеется, вспоминая то лето. После чая, Оля спрашивает: - Курить можно?
  - Кури.
  - А ты?
  - Я бросил, - соврал Ерофей. Он никогда не курил.
  - У меня кое-что есть. Привезла из дома. - С этими словами, Ольга достает из сумки полиэтиленовый пакет, из него, бесформенный кулек пожелтевшей газеты. Аккуратно развернув на столе, его содержимое, Оля игриво взглянула на Ерофея.
  - Ну, будешь?
  - Буду. - Априорев натужено улыбнулся.
  …………………………
…………………………
…………………………
………………

  Что было потом, Ерофей помнил достаточно смутно. Разбудил его голос матери, вернувшейся с поездки на дачу:
  - Сынок, что тут происходит? Что с тобой? Кто это? - Это было первое, что он услышал.
  Априорев и Ольга лежали на полу кухни, совершенно голые. Вокруг валялось штук пять использованных презервативов, на столе, недопитая бутылка «Столичной», и нехитрая закуска. По всей квартире витал дурманящий запах каннабиса.
  - Это Оля…из Краснодара. – Еле слышно проговорил Априорев: - Погостить приехала.
  - Я вижу, как она тут устроилась! – Злобно сказала мама, и захлопнула дверь в кухню.
  Вот так, приходят в нашу жизнь незапланированные радости. Придут, одарят нас лучиком света, и уходят не попрощавшись. Как Оля, переночевав, и рано утром собрав вещи, уехала, чтобы никогда уже не встретится вновь на жизненном пути Ерофея Априорева.

  Утром, Ерофей сунул в карман куртки оставшиеся после вечернего пиршества пакетик  дури, и поспешил на метро. «Уж я вам устрою сегодня производственный праздник». – Улыбаясь, подумал он, и смешался с серой массой угрюмых граждан, спускающихся в подземный переход.