Я вздымаю свою десницу. Собираюсь ёбнуть ею в ухо. Так и есть, после медленного замаха ладонь прилетает к звукоприёмнику. Нна! А хуле нна? Комар как звенел, так и звенит в воздухе… Теперь звон прямо перед лицом. Нна! В глаз, сука! Завтра, невзирая на пизденье самого себя по еблу, взгляд в зеркало меня не шокирует. Харя настолько опухла сама по себе (какой по себе – по-пьяне), что никакие аппликации её не украсят. А знаете, я ведь этому комару даже благодарен. Ведь ещё четверть часа я не усну. Не усну, и не буду видеть Настоящих Алкоголистических Снов.


    Такой вот сон, например. Сижу я на лавочке. Перед подъездом. А рядом – Путин, Владимир Владимирович. И спрашивает он у меня: а какой у тебя, Саша, велосипед? А я честно говорю ему: – Нету у меня велосипеда, Владимир Владимирович. А он лицом приблизился, так, что изо рта пахнет (пихтой пахнет, кстати, и лиственницей), и говорит: «Ненавижу, убью!» И я ведь понимаю, что убьёт, сука… Нету ведь у меня велосипеда… Хранить ведь негде, Владимир Владимирович! – говорю. А он, тем не менее, отвечает: «Ненавижу, сука!». И тогда я бегу по дороге. А дорога всё время поворачивает, и знаки на ней. А я в них не понимаю и бегу себе. А менты гаишные с Путиным следят за мной и фиксируют – двойную сплошную пересёк, надо его убить из автоматического оружия. И я падаю тогда на обочину и визжу: «Не надо меня убивать, я Единую Россию люблю!» А Путин подходит и говорит: «Пиздишь ты, я тебя убью» И убивает… Просто руками душит, а у меня позвонки в шее ломаются… Как пластмассовые… Больно очень…


    А ещё такой сон. Забегаю я в своей конторе в туалет. А ссать охота – сил нет. И руки надо помыть почему-то. Прежде всего. И я их мою в раковине умывальной, и в то же время ссу в направлении кабинок, а кабинки дальше и направо. А оттуда выходит вице-президент моей фирмы, и говорит: - Так вот кто меня обсыкает всё время! - и обратно прячется. А я руки мою, ссу в его направлении, и говорю: - Да нет, Сергей Васильевич, как вы могли подумать! А у него брюки внизу мною обоссаны. И туфли дорогие. А он говорит: - Я тебя, Саша, убью. А сам не убивает, а лишает премии. Тоже очень страшно. Просыпаюсь в холодном поту – жить не хочется.


    А ещё так бывает, что ебу я свою соседку Лену. Ей двадцать лет, и сиськи красивые. А тут вдруг, как только поглубже засажу – а она хуяк, и не соседка вовсе, а другая соседка, Валентина Ивановна восьмидесяти пяти лет. С некрасивыми сиськами, почему-то. А я пытаюсь вырваться, а она бензопилу достаёт и говорит: «Не уходи, Саша, убью ведь». И я, короче, не ухожу никуда, ебу её, а она мне поясницу пилит бензопилой и говорит: «Это типа спа-процедуры, терпеть надо». И я терплю, а бензопила так и пилит меня поперёк спины. Тоже очень больно. И спина болит. И страшно, шопесдетс.


    Ещё институт часто снится. По-пьяне, конечно. Иду я типа со старостой группы, Жорой Васильевым, и хочется мне ему по харе портфелем ёбнуть. Со всей дури. А он улыбается, Жора этот, и рассказывает про папу с мамой, какие они хорошие. А мне один раз портфелем его ёбнуть – и умрёт, сука. Знаете ведь, что каждый несчастный человек несчастен по-своему, а каждому счастливому человеку хочется чем-нибудь уебать по еблу, простите за тавтологию. Хотя бы и портфелем. А самое страшное, что портфеля-то у меня нету. Только сумка через плечо. А если я Жору не убью, тогда меня расстреляют эти, как их… Пэвэошницы из фильма «А зори здесь тихие». Я дрочу на голую Ольгу Остроумову (не на Алису же Селезнёву дрочить, уёбище залупоглазое), а она в меня стреляет из автомата ППШ, и опять-таки, больно очень, и страшно. И могила такая сырая и мелкая, метра полтора глубиной, круглая почему-то…


    Или вот ещё сон такой. Играют мои друзья в волейбол, а я лежу на травке и читаю роман Кена Кизи про лесорубов. Тут мячик отлетает ко мне, и я его ловко подбиваю в прыжке сидя левой рукой. Так, что он обратно к друзьям летит. А там его Виталик жирный принимает тоже в прыжке (ага, в прыжке, ноги подогнул на десять сантиметров, а голова на прежней высоте осталась), и неловко так, что опять ко мне мячик летит. Я-то роман Кена Кизи выронил и прыгнул за мячиком. А вот хуй. Не достал. Покатился мячик по склону и мимо барака как-то скакнул – а там обрыв. Метров двадцать. И можно мячик достать, если поторопиться. Тем более что Лариса, женщина с выдающими её побуждения формами, говорит: - Саша, что ж ты, мячик-то укатится… Я побежал к обрыву, а она говорит: - Не ёбнись, смотри. А я отвечаю: - А какая, фпесду, разница, ёбнусь я с обрыва или нет, когда ты мне не даёшь уже третий день, а жизнь-то проходит! Она ничего не отвечает, только улыбается. Видать, нравится ей мысль, что кому-то и с обрыва ёбнуться не жаль, позаради её прелестей. Ничё, думаю, ты таких крючков ещё десяток заглотишь, так потом и окромя крючков – тоже. И за мячиком. Догнал еле-еле. Там склон над обрывом – такой скользкий, травой порос. Взял мячик – и обратно пошёл. А друзья все расходятся с площадки, грустные такие, и Лариса плачет. А жирный Виталик говорит: - Хуёво сегодня волейбол закончился… Я говорю: - Вы чо, паприхуели что ли? И мячиком в жирного кидаю. А мячик почему-то через его задумчивую харю насквозь пролетел, и я тоже, по инерции сквозь Виталика прошёл. И подумалось мне, что ёбнулся я таки с обрыва. Очень грустно было, пока не проснулся.


                    Мочканём!                                                                                              1.10.2007


    ЗЫ: А ещё вчера (после полутора литров белой, а как же), приснилось… Вышел я из дому, и зачем-то на тополь во дворе полез. Пирамидальный тополь, высотой метров восемнадцать с половиной, приблизительно. Лезу, а ветки снизу обламываются и на землю падают. Залез на самый верх, вниз смотрю – а ветки все обломились, и спуститься невозможно. И собираюсь я, короче, умирать. Завещание на стволе шурупом (откуда он у меня?) пишу, все дела… А вдруг проснулся, глянул вниз – слава Богу! Спуститься-то - нехуй делать…