Деревья были нихуясе высокие, небо ахуенным, а лето жарким. И вот именно в такое лето, пятилетнего меня отвезли к бабульку, царствие ей небесное, в Минск. Тагда это был еще БССР, замечательная страна картошки и молодова Лукашенко. Сбагривали меня кагобычно, на целое лето, ибо терпеть меня больше 9 месяцев никто не смок. Для диревни йа был слишком мал, поэтому было решено порадовать второва бабулька.
И вот йа первый раз мчусь на поезде мацква-минск. В глазах мелькают фанари, бешеный васторг от «тыдыщ-тыдыщ»! «Нахуй быть летчикам, машинист фарева!» - орал йа и прыгал в такт па купейному каридору. Соседи па купе почиму-то меня не взлюбили и начинали нервничать при майом приближении. Но мне было глобально похуй. Йа любил весь мир, был счастлиф и меня ничо не заботило, кроме как ебаная тряска при акте дефикации.
Минск приближался, йа смотрел ва все глаза на этот город сквозь стекла поезда. И вот он вокзал! Вылетаю первым из вагона, ару «Превееед, Минск! Йа приехал, фстричай же меня фонфарами!». Но город встретил мну матюками. Наконец из вагона вышла майа мама. Сгрузила меня и сумки в тележку носильщика и придавила сверху чимаданам, что бы йа не съебался.
Токсист оказался нормальмым мужиком. Иво начало трясти от меня в тот мамент какда, утрамбавав сумки в багажнег он палез пад капот зочем-то. Не растерялся и йа, надавив нагой в грязнам батинке на клаксон. Токсист дернулся, ударелся головой ап капот, сбил дерщаю крышку палку, палучил исчо раз па башке и прищемил руку. Ат маминава падзатыльника галава балела три дня. Но йа не плакал, а смеялся.
Как толька вывернули с вакзала йа заскучал. Сначала пабегал па салону волги, дал ладонями па ушам водиле, отломал пепельницу. Это стоило нашему бюджету еще пять рублей. «Дамочка, может его в багажник?» с мольбой вопрошал крутящий руль мужик. «Закрой хайло, трудяга, спиногрыза не тронь!» вежливо отвечала мама.
- Ваши дакументы, права, техпаспарт… Сержанд Зоболотнюк, кстате я. Откройте богажнек. Так. Что бы исчо у вас спрасить. Оптечко? Огнетушитель? Зилен… и тут иво взгляд уперся в стикло, где йа показывал иму голую жопу. Он папирхнулся и приказным тоном попросил нас выйти из машины. Сука.
- всиэ милицаниры казлы и педорасы! – зоявил йа. От второва падзатыльника йа отлетел в сторону милицианера, ударившись галавой ап иво ногу. Посли чиво со злости ли, или от ацкава зларатства йа всеми малочными зубами впился иму в бедро. На его крик остановились две скорые и один пажарный расчет. Близстоящие водилы выбегали из своего транспарта с денешкой наперевес, тока бы зодобрить гаишника.
Сиржант Зоболотнюк подпрыгнул, сделал сальто, шпагат, выкинул жезл на проезжую часть и, прыгая на одной ноге, тер ладонями укушенное место. Вытереф белым рукавом кровь с лица йа посмотрел на маму. Новерное ожидал услышать команду «догрызи». Но она ледяным тоном спросила гайца «мы можем ехать?». Тот только послал нас на йух, пажилаф счастливава пути и чирвонец на ликарства.
- Дамачка, вы его (водила тыкнул в меня пальцем) в детдом везете чтоле?
- Нет, родственникам на лето
- Зовидую вашей родне. То есть выгрузитесь и зодерживаца не будете там?
- Ты болен чтоле? Слава богу, у мну поезд через 2 часа.
Дома у бабулька йа решил что нахуй мне быть машинистом, буду йа таксистом и начал бамбить по квартире, падвазя игрушки с кухни в комнату, из комнаты в сортир и так далее. Не плохо подзаработал!