«Метрополитен - транспортное предприятие, связанное с повышенной опасностью».
Каждое утро, пробиваясь сквозь тупые рекламные ролики, об этом твердят из хриплых, времён Кагановича, динамиков на эскалаторах кольцевой. Под шепелявое шарканье подошв на унылых, однообразных, кафельно-туалетных станциях позднего «совка» повторяют о том же. Это пропечатано синим по белому в каждом вагоне под острой и безжалостной, как наконечник гарпуна, литерой «М». Это вам не кривоногая раскоряка питерской подземки. Там символ подземелья приземист, провинциально простодушен, слегка отстранён своим голубым цветом.
Московская «М» - повышенная опасность кровавых тонов. 

Черта с два в это кто-нибудь верит.
8 часов утра. Я разглядываю лица попутчиков.
Покойники едут на работу…
Сплошь серые, нездоровые, с изношенной раньше времени кожей. Застывшая мимика. Стекающие изломы морщин. Обречённые глаза. Многие явно с похмелья, напряжённо-сжатые.

Совсем нет улыбок. Изредка - визгливый, с ноткой истерики смех подростков. Жалкая попытка противопоставить себя, выставить напоказ. Они не видят, не хотят замечать будущих себя. Не чувствуют дыхания морга.

Некоторые из мертвецов имитируют процессы жизнедеятельности. Вкладывают в ротовую полость ригли-сперминт. Челюсть механически движется, развитые мышцы на висках вздуваются бугорками. Слуховые отверстия заткнуты черными пробочками. От плеера к пробочкам тянутся тонкие проводки, по ним бегут звуковые разряды, заставляя сокращаться шейные мышцы. Голова, выдвигаясь вперёд, ритмично кивает.
Из уроков биологии я помню - так дергается от электричества лапка дохлой лягушки. Гальваника.
Кто посмышленее, похитрее - прячет лицо за газеткой. На удивление, хитрых много. Ими заняты почти все сидячие места и часть стоячих. Двойная выгода - тебя не видать, и на других смотреть не приходится. Иностранцы всегда удивляются, с присущей им детской простотой - как любят москвичи читать. Тупые интуристы, это же так просто - люди надели масс-медийный хиджаб.

Те, что попроще, заворожено смотрят на свое отражение. Поминутно поправляют одежду и волосы. На отражениях белыми штампами обозначены «места для пассажиров с детьми, инвалидов и лиц пожилого возраста».
«Не прислоняться» - через грудь, через лоб, зависит от роста, проштампованы другие.

Много и тех, которым давно уже на все наплевать. Они не утруждают себя игрою в живых - восково-бледные, сидят, закрыв потухшие глаза. Положи их в гроб, положи на лоб бумажку с церковными вензелями, перетащи из гремящего вагона подземки в раздолбанный «пазик» фирмы «Ритуал» - поедут, не заметив смены маршрута.
Туда, где им давно уже положено быть.

Все они - под землей. В своем царстве. У себя дома. Успеть занять освободившееся место,  не проехать нужную станцию - вот и вся их забота. Опасности не чувствуют никакой.
А она - рядом. Дышит одним с ними воздухом. Едет в одном с ними вагоне, пристально глядя на паукообразную схему метро.
Эта опасность - я.
И моя сумка.
Ещё на «Профсоюзной» удалось подпихнуть её под ноги лысоватого толстяка в центре вагона. Прикрывшись от всех газеткой, он ничего не заметил.
На «Академической» я протиснулся поближе к дверям. Вытер вспотевшие ладони о джинсы. Постарался неприметно сделать глубокий медленный вдох – сердце молотило о диафрагму, ноги заметно слабели, в глазах всё мерцало от сосущего изнутри страха.
Нет, не страх.
Благоговейный ужас.
Я – решился.
Дерзнул.
Посмел.
Смог. Почти уже смог.

Никто меня не окликнул, никто не указал на оставленный мною небольшой спортивный «батон». Толстяк увлечённо бегал глазами по колонке криминальной хроники.
Любитель чужих несчастий и происшествий…
Не подозревает, что завтра сам станет одним из героев своей любимой рубрики «МК».

На «Ленинском проспекте» от стука сердца заложило уши. Только бы удалось. Только бы… Только…
Детонатор несовершенен. Собранный «на коленке», срабатывает в трёх случаях из пяти. Не всегда вовремя. Но это лучшее, что у меня есть. К знатокам не обращался - все они под колпаком. Кое-что умею сам. Кое-что с интересом почитал в сети. Весь отпуск провёл в сарае дачи и в лесу. Чуть не остался без глаза. Результатов добился хороших, но риск всё равно есть.
Ампулу удалось раздавить незаметно и без проблем. Там, под полиэстером сумки, уже зародилась своя, чуждая этому миру жизнь. Пока медленная, слабо шипящая, неслышимая за грохотом колёс, она, если не подведёт реактив, достигнет своей яркой и мощной фазы. 
Я не боюсь, что моё эсвэу сработает до того, как я покину этот гремящий катафалк. Наравне со всеми я готов участвовать в задуманном мной действе. Многим режиссёрам даже нравится играть небольшие роли в собственных постановках.
Распасться на мельчайшие фрагменты, а затем и вовсе раствориться в охватившем туннель огненном смерче, исчезнуть…
Пропасть без вести, но остаться в памяти людей живым, подвижным, с блестящим взором и улыбкой на губах - несравненно лучше, чем лежать посреди холодного зала в костюме, разрезанном на спине и нелепом макияже. На всеобщем обозрении. Непохожим на самого себя. Не оставляя близким никакой надежды. Безжалостно демонстрируя свою мертвизну.
Мои попутчики  должны быть благодарны мне за свой красивый, такой романтико-трагичный финал.

На «Шаболовке» я выхожу и сливаюсь с деловито спешащей к эскалатору толпой. Неделя ежедневных тренировочных поездок убедила меня в наиболее эффективном использовании перегона «Шаболовская»-«Октябрьская», когда вагон набивается под завязку. Время следования вагона - от сорока пяти секунд до минуты десяти. Я должен успеть.

И я успеваю.

На эскалаторе стою справа, разглядывая рекламные щиты.  Паники пока нет. В вестибюле у киоска с буритами замираю и не решаюсь выйти. Если вдруг - неудача, и сумку найдут на конечной в «Медведково» - это серьёзный прокол.
Мягким крылом едва касается сердца внутреннее чутьё, успокаивая – всё хорошо.
Вниз по эскалатору, придерживая фуражки, торопливо пробегают менты. Две дежурные «красные шапочки» перекрывают вход. Народ накапливается и начинает гудеть.
Я выхожу.
На площади покупаю мороженое-пломбир и неспешно сажусь в подошедший трамвай.
Улыбаюсь.
Сегодня, завтра, послезавтра, ещё много дней огромное количество людей будет думать обо мне. Говорить обо мне, бояться меня, ненавидеть меня, проклинать меня, искать меня... Я стал эпицентром людских чувств и эмоций. Подарил им всем - и счастливчикам-пассажирам, и их родным и знакомым, и неприметным гражданам в штатском - сильные, яркие, без преувеличения - взрывные ощущения.

В детстве я любил бросать камни в заболоченный пруд. Любил слушать всплески и смотреть на волны, разметывающие ряску на поверхности воды. «Бултых!» - разрывается жабья кожа пруда, и в появившемся оконце виднеются кудри облаков на синем холсте. Опыт показал -  одного камня никогда не бывает достаточно. Оконце медленно, неумолимо затягивается. Я должен кидать ещё и ещё. Я люблю шум. Люблю волны. Люблю отражение неба в воде.
Я люблю тебя, жизнь!