Сережа Кротов был несчастным человеком. Нет, он не голодал и не скитался по подвалам. У него была работа, квартира, жена и ребенок. Более того, имелись и машина с дачей. Вот только счастья у него не было. Счастье это ведь не квинтэссенция материальных и моральных благ. Счастье, это нечто эфемерное и зыбкое, что больше связано с самоощущением человека, чем с какими бы то ни было благами. Так вот, в соответствии со своими ощущениями, Сергей был глубоко несчастным человеком. Посудите сами, квартира, хоть и двушка, но в хрущобе, машина - старый жигуль, дача у черта на куличках, да к тому же всего четыре сотки. Жена, человек хороший (и он к ней неплохо относился), но не та красавица, о которой он мечтал в юности. Сын, его главная надежда, в последнее время становился главной проблемой. Переходный возраст. А главное, что постоянно ввергало его в депрессию, это несбывшиеся мечты молодости. Ведь в те далекие годы он считал себя талантливым и удачливым. Был уверен, что непременно напишет гениальную книгу, о которой будут говорить и спорить, или классную песню, которую будет петь вся страна. Он даже сделал несколько вялых попыток, но получилось бледно, а природная лень не позволила отшлифовать и довести до ума созданное. Короче говоря, он отложил все эпохальные проекты на потом. Слава богу, жизнь штука длинная. Вот так, мечтая и борясь с собственной ленью, Сережа Кротов и жил год за годом. Быть счастливым тоже надо уметь. Ведь даже то, что было у него, для кого-то могло показаться верхом блаженства. Уметь довольствоваться малым, тоже талант. Сережа не умел. Он завидовал направо и налево. Завидовал народной любви к артистам, славе певцов и футболистов. Он умудрялся завидовать даже ученым, хотя точные, да и любые другие науки его пугали с детства. Но, когда показывали церемонии, будь то вручения Нобелевской премии, или какой-нибудь награды помельче, сердце его замирало, а воображение начинало рисовать удивительные картины. Сережа Кротов был глубоко несчастным человеком, ведь мир вокруг него хоть и был наполнен в основном людьми обычными, однако и успешных было, хоть отбавляй, а это отравляло его жизнь почище, чем смрад родного мегаполиса.
В тот воскресный вечер отчего-то было особенно грустно. Может быть потому, что он остался в квартире один? Семья была на даче, близкие друзья остались в прошлом, читать давно уже было лень, а телевизор грозился разорвать его мозг показом самодовольных харь всех этих баловней судьбы и ловкачей от фортуны. Нет уж. Спуститься в магазин, взять бутылку водки, да и забыться под музыку счастливой юности. Пожалуй, это именно то, что нужно сегодня его израненной душе.
Наскоро одевшись, он выскочил в магазин, где совершенно неожиданно для себя и познакомился с тем необычным мужичком. Они столкнулись у прилавка, и разговор завязался сам собой. Мужчина сначала прошелся по водочным королям, живущим не хуже королей наследных (и ведь все их богатство построено на здоровье простых граждан!). Затем помянул олигархов, оказавшихся в нужное время в нужном месте, а тут уже и Сергей вступил о наболевшем. И о гей-тусовке на эстраде и о родственных кланах на телевидении, да и мало ли общих тем может быть между интеллигентными людьми? Так оживленно споря (вернее соглашаясь друг с другом), они и выкатились на улицу. Сергей с бутылкой не самой дорогой водки, незнакомец с двумя бутылками дорогущего коньяка и шоколадкой.
- А вы я вижу, не бедствуете,- кивнул на пакет в руках собеседника Кротов.
- А,- отмахнулся тот. – Остатки прежней роскоши. Я сделал недавно удивительное изобретение. Мне дали на бедность, а тему положили под сукно. Непредсказуемые последствия, говорят.
- Что за изобретение?- По инерции спросил Сергей.
- Я назвал его тренажером гениальности.- Мужчина остановился и чопорно представился.- Евграф Игоревич Сатаров, изобретатель.
- Редкое у вас имя,- заметил Сергей, протянув руку и представившись в ответ.
- Еще бы,- легко согласился новый знакомый.- Батенька был большой оригинал.
Они уселись на скамейку и продолжили разговор.
- А что собой представляет ваш прибор?- Смутное беспокойство, перерастающее в азарт, зашевелилось в Сергее.
Евграф Игоревич задумался на секунду и как можно более понятным языком пояснил.- Прибор сканирует мозг человека, выделяя участок, наиболее страстного желания и начинает стимулировать, а при необходимости и развивать его. Тот в свою очередь напрямую влияет на другие необходимые органы. Скажем, вы мечтаете быть певцом. Прибор сам обнаружит это, просканирует определенную зону в вашем мозге, разовьет, если необходимо, слух и посредством сложных взаимодействий вызовет определенную перестройку голосовых связок. Ну это в двух словах. По правде говоря, - Сатаров понизил голос,- глубинного влияния на организм моей машины я и сам до конца не понимаю.
- А почему же его заморозили?- Возмущению Сергея не было границ.
- Не так все просто батенька. Мы обнаружили побочный эффект. В общем, желание стать певцом с его последующим исполнением может стоить вам года жизни. Не только вам, конечно, любому. Что-то там с ресурсами организма связано. Мы выяснить так и не сумели. Не доросла еще наука, мать наша.
Сергей уже не слушал. Сказочные фантазии начали наполняться реальным смыслом.- Ну и что такое год жизни? – вскричал он.- Лишний год прозябания на диване или постылой службе? Не задумываясь, отдал бы его за мечту.
- В самом деле? А пойдемте ко мне, я тут недалеко обитаю. Обговорим все подробнее, да и спиртное сейчас закипит на солнце.
Сергея уговаривать не пришлось. Евграф Игоревич занимал двухкомнатную квартиру в новом доме повышенной комфортности (все опять другим, подумалось Кротову). Жил, по его признанию, один, вот и превратил свое жилище в филиал лаборатории, где продолжал в свободное время колдовать над своим изобретением.
- Финансирование проекта прекратили, так я на голом энтузиазме, понимаешь.
Они прошли на просторную кухню и кинули водку в морозилку. Пока Евграф Игоревич доставал холостяцкую закуску, Сергей, как завороженный, разглядывал обстановку и если бы не сказочные перспективы, наверняка впал бы в очередную депрессию от увиденного.
Примерно через час, когда водка была уже выпита, а темы для разговора, по большей части, исчерпаны, они, вооружившись коньяком, перебрались в лабораторию. Подробно описать ее, Кротов не сумел бы и на допросе с пристрастием – образование не позволяло.
Уютно устроившись в креслах, они поломали шоколадку и налили по первой. Все время, что они пили вторую за сегодня бутылку, он горячо убеждал Евграфа (они уже пили на брудершафт), подключить прибор к нему. Тот упирался, пока не откупорили третью бутылку. Когда была выпита половина, он уже внимательно смотрел на Серегу, мысленно примеряя места для контактов и датчиков, а когда все было допито, решение переросло в твердую уверенность, и откажись Кротов сейчас от всего, это ничего уже не смогло бы изменить. Блаженно улыбающийся Сергей был ловко обвешан датчиками и опутан проводами. Процесс пошел.
Сколько прошло времени, не сказал бы ни один из них. Первый колдовал над своими приборами, позабыв обо всем, другой дал волю фантазии и нежился в лучах собственных перспектив. Интересно, кем он выйдет отсюда? Что обнаружит умная машина, и какую грань его устремлений доведет до совершенства? Это он узнает только завтра. Евграф уверяет, что прибор запустит некие внутренние механизмы и перестройка займет несколько часов во время его сна. Что ж подождем.
Так же ловко отсоединив все в обратном порядке, Евграф Игоревич устало откинулся на спинку кресла и сообщил, что Сергей уже попал в историю науки, как первый доброволец прибора будущего. Потом они обменялись рукопожатиями и договорились встретиться на следующий день. Сережа Кротов, все еще пьяный, вернулся домой и не раздеваясь завалился спать.
А утром он умер. Когда его хоронили на третий день, никто даже не догадывался, что мир прощается с гением, каких еще свет не видывал. Ведь машина так и не смогла определить главной мечты Сергея Кротова, а посему сделала его гениальным буквально во всем.