Рыбакову не спалось. Уже третьи сутки. Мало того, что не спалось, так ещё и всё остопиздело. Он вынул хуй и попробовал дрочить. В голову настойчиво лез один и тот же образ: Ольга Романовна, учительница русского языка и литературы. На неё дрочили все его одноклассники, а сам он однажды умудрился сделать это прямо во время урока, под «Толстого, как зеркало социалистической революции». С пятого класса, Рыбаков, к каждому празднику писал ей хуёвые стишки с каким-нибудь ожидаемым подвывертом, мол, «если б Пушкин щас бы жил, он Вам сонеты бы дарил». А она так трогательно краснела, и это заставляло его сердце…
- Он Вас бы на хуй насадил, или ещё как вариант, он Вам бы в гланды навалил… Так гораздо лучше, фуфел. Представляешь, как бы она раскраснелась? Хуй, тем временем, категорически отказывался вставать.
«Рыбаков, останьтесь после уроков. Она закрывает дверь в класс на ключ. Он властно заваливает её на парту. Властными движениями разрывает её блузку. И властно, блядь, очень властно, вынимает из школьных брюк огромный властный хуй».
- Ну да, конечно, в пятом-то классе. Какой ты властный оказывается…Буду знать.
Блядь, ну что за хуйня, что это? Старость? Раньше можно было просто вынуть хуй и спокойно подрочить без всяких идиотских образов. На худой конец, под рукой всегда был журнал «Крестьянка» или «Огонёк», но годы, похоже, берут своё.
«Ладно. Глубокий вечер. Ольга Романовна засиделась допоздна, проверяя сочинения. Он всегда получал 5/4 из-за ошибок в пунктуации, хотя ведь ещё бабушка учила его разбивать длинные предложения на несколько коротких…»
- Дрочи, не отвлекайся.
«В школе никого нет, кроме полуглухого сторожа, но он на первом этаже, а она на четвёртом. Сегодня её никто не услышит и никто уже не поможет ей, когда она будет краснеть и извиваться в его мускулистых руках. Ольга Романовна идёт в туалет, а Рыбаков уже спрятался в одной из кабинок. Слышна возня, видимо, она сняла трусики и приготовилась поссать. Пора! Он выламывает дверцу, его огромный красный хуй злорадно смотрит в её испуганные глаза. – Ольга, я люблю вас! – Нет, нет, не надо, только не это, умоляю!»
- Ты ебанутый?
- Да ты сам ебанутый!
- Иди на хуй кароче.
- Сам иди на хуй.
- Ну вот сам и дрочи на такую хуету.
« - Оля, блядь, быстро вставай раком, сука! - Нет, нет, не надо, только не это, умоляю! – Надо, блядина, надо! Я знаю, тебе понравится! »
- А тебе одиннадцать лет?
- Иди в пизду, урод.
- Ты наверное забыл, но ты был самым мелким в классе.
- Я с тех пор вырос.
- То есть тебе сорок лет, и ты поджидаешь её в кабинке женского туалета?
- Да.
- В школе?
- Да.
- Ты знаешь, что ты тяжело болен?
- Это как посмотреть.
- Ей сейчас шестьдесят.
- Бля, ей под тридцать, как тогда.
- Хуй с тобой, допустим, продолжай.
« - Оля, блять, я сказал раком! А голову опусти в унитаз, куда ты только что поссала. – Нет, нет, только не это. Можно я лучше пососу? – Не зли меня, а будешь хорошей девочкой, я не заставлю тебя…»
- Как же всё запущено! Может быть, всё-таки, стоит обратиться к врачу?
- Почему ты не даешь мне спокойно подрочить, урод?
- Потому что я не собираюсь ебать шестидесятилетнего педагога, причём заслуженную учительницу России. Почему бы тебе не выебать кого-нить из ровесниц на каком-нибудь необитаемом острове в маленькой уютной хижине во время ахуительного дождя с грозой?
- В жопу?
- Да как угодно, только оставь уже в покое учительницу.
« Ладно уёбок. Кораблекрушение. Дождь. Хижина…»
- Ночь, улица, фонарь, аптека…
- Может тебя отрезать на хуй и жить спокойно?
- Ну, это уж совсем классика, тока он тогда отрубил себе руку, дабы избежать искушения…
- Он не мог написать, что монах отрубил себе хуй, идиотина, времена были другие.
- Может, он собирался подрочить на неё? Тогда всё логично. Так что руби лучше руку.
« Короче хижина. Ахуительный тропический дождь. Пятница – такая чумазая молоденькая мулаточка с большими коричневыми сосками. Набедренная повязка из листьев едва прикрывает все её невинные прелести… »
- Если мне не изменяет память, Пятница это мужик – папуас. Ахтунг? Алярм блять, алярм!!!
- Всё сволочь, пиздец тебе!
Рыбаков прошёл на кухню, положил хуй на разделочную доску и отрубил его вместе с яйцами большим остро заточенным тесаком. «Каждый дрочет, как он хочет»,- успел подумать он перед тем, как потерять сознание. В таком неприглядном виде его и обнаружила на утро жена, Ольга Романовна Рыбакова.
05.08.2007 г.