Жил да был один профессор ботаники. Звали его Спиридон Рудольфович. Был он уже в годах. Практически под пенсию. В научных кругах он пользовался большим почетом, очкастые студенты и ученые его любили и уважали. И даже дали ему кликуху – «Паразит». Происхождение данного погоняла объяснялось весьма просто. Темой его диссертации было: «Депрессивное влияние пиздокрылых паразитов на вегетативное размножение крестоцветных в период лактации инверсионных амеб». Студенты и преподаватели зачитывались его диссертацией, сидя на ступенях института, восторженно жестикулировали, и выпивали вино. Некоторые иногда дрались за титул самого понимающего в работе ведущего паразитолога института. Один толстый студент даже дал профессору вторую кличку – «Парабляпиз», что означало: «Паразит бля пиздец». Но она не прижилась (возможно, из за ее сходности с латинским «Parabliapizus», которое х/з что означает). Выглядел профессор вполне обыкновенно: длинный, нескладный, благородные седые локоны, козлиная бородка, роговые очки, обмотанные на дужке стильным красным скотчем, плюс неизменные короткие брюки в клетку. Еще Паразит имел одну особенность, – он всегда носил за спиной какой-то тряпичный рюкзак с чем-то продолговатым. Содержимое рюкзака он никому не показывал. Никогда.

    В этот ясный летний день профессор прогуливался по общественному ботаническому парку, вдыхая пыльцу растений, пытаясь, с помощью обонятельных рецепторов классифицировать порядок опыления цветковых. Он не обращал внимания на свои нестриженные желтые ногти на ногах, обутых в дерматиновые сандалии, на симпатичных улыбающихся девчонок, сидевших на лавочках. Нет, он просто шел. Потому что ногти и девчонки для профессора прах. Главное для него это мысли и наука. И это правильно. Потому, что в остальном профессора просто нах никому не нужны.

    Ботаник, мечтательно подняв голову в панаме, старомодно насвистывал «Полонез Огинского» и постукивал клюкой по асфальту. Сладострастно вдыхая пыльцу, и различные городские выхлопы он неумолимо приближался к источнику посторонней активности. Этим источником служил шестнадцатилетний объебос Дрюн.
    Дрюн. Он же Андрюша Антипов, он же «Хасид» или«Хулисид», что значит - «хули сидим, бля», торчком пока не был. Но он стремился к этому. Частенько его обдолбанного менты отлавливали на улице и спрашивали: «Ты кто?» - «Хасид», - отвечал он гордо, и получал за это дубинкой в печень (других данных по нему нет). В данный момент Дрюн сидел на лавке и курил траву.
    Профессор ощутил некую обонятельную дисгармонию и немного насторожился. Он почувствовал запах горящего каннабиса. «Не может быть!» - внутренне удивился ботаник, - «Это же афганская конопля, которую явно опылял пиздокрылый кузнечик отряда блядоперепончатых. Ощущаю явное воздействие на листы конопли узбекской реликтовой чешуйчатой паразитарии! Невероятно! Возможно открытие!» Спиридон Рудольфович разволновался и стал нервно теребить на очки носу, пытаясь определить направление феноменального запаха. Он затряс головой так, что панама чуть не слетела с седой головы. И тут  обнаружил источник.

    Источник сидел на один лавке в рваной майке с аппликациями и зеленой джинсе, глядя лысой головой куда-то вниз. В руке у источника была дымящаяся папироса, из которой веял  благодатный аромат новых открытий. В ушах торчали наушники. Левая ступня в грубом ботинке ритмично топала вверх вниз. Недалеко от ярко желтого ботинка разлепенилась свежая кучка собачьего дерьма такого же цвета.
    Профессор изобразил на лице обаятельнейшую улыбку и двинулся к цели с приятным волнением в области груди. По мере приближения к объекту он начал потихоньку корректировать улыбку в сторону вежливо учтивой. «Какого хрена, - подумал он, - улыбаться обаятельно, когда меня не видит мой возможный уважаемый коллега?»

    Подойдя к лавке с расплывшимся Дрюном, ботаник вежливо кашлянул и опершись двумя руками о трость медленно наклонился и внимательно посмотрел на подростка. Реакция ноль. Хасид, покачиваясь, упялился вниз, подергиваясь и притопывая.
    «Аах, вот в чем дело! Мой юный друг, видимо, занят прослушиванием диктофонных лекций по каком-нибудь серьезному предмету. Это очень похвально! - так думал ботаник, умильно глядя на подергивающегося отрока, - Надо бы его расспросить поподробнее на предмет его научных изысканий» - решил профессор и робко ткнул подростка тростью в бедро.
    - Не понял, бля.
    Хасид-Дрюн медленно поднял голову и посмотрел на Паразита расширенными зрачками.
    - Ты кто, бля?
    Спиридон Рудольфович вернул назад обаятельную улыбку.
    - Простите, юноша, что я вас отвлек от научных изысканий, но позвольте полюбопытствовать по поводу вашей, так сказать, папиросы. Не могли бы вы мне сказать, где вы добыли столь редкий вид растения?
    Профессор, изогнув долговязое тело с рюкзаком, практически навис над подростком.
- Я очень интересуюсь этим видом каннабиса. А вы знаете, молодой человек, что этот редчайший вид конопли произрастает только в одном уникальнейшем месте в ущельях Афганистана, и то, что он оказался, опылен пиздокрылым мотыльком узбекской толстохвостой вши, это фантастика!! Вы не находите юноша?! Сей артефакт следует незамедлительно обнародовать!

    Дрюн попытался сосредоточиться, повертел в руке пяточку от косяка, затянулся, и затушил бычок об лавку. Потом снял наушники  и с вызовом глянул на непонятного старика.
    - Слушай, ты катмандуй лупоглазый ты  чо, в натуре, мне в горшок срешь?! Я, типа, в тему не врубаюсь. Хули ты тут склонился надо мной, бля, как месяц над луной, бля?! – прогундосил Хасид, - Я те чо мешаю чем?
    Ботаник резко отстранился, выпрямился и растеряно заморгал глазами. Он был ошарашен. Но быстро взял себя в руки и проскрипел:
    - Позвольте, любезнейший, я не совсем понимаю вашу терминологию, но у меня складывается ощущение, что вы произносите ругательства, - профессор поправил очки и строго посмотрел на хулигана, - что право же, очень не красит вас как члена общества.
    - Ты кого членом назвал?! Кто, бля, красит? Хорек недоделанный!
    Дрюн попытался вскочить с лавки, но шмаль накрыла его основательно и мысленному приказу «Встать и мочить!», повиновалась только левая нога Хасида. Она медленно поднялась и, замерев на мгновение, опустилась аккурат в собачье дерьмо. Видимо неизвестный пес любил жрать несвежие продукты, поскольку вонь была воистину всепоглощающей и быстро заполнила собой пространство в радиусе тридцати метров.

    После второго вдоха мозги хулигана начали временно прочищаться от дури, и он начал шевелиться всем телом. Профессор, тем временем, достал голубой платок с монограммой и приложил к носу, укоризненно глядя на незадачливого отрока.
    Хасид практически пришел в себя и осознал лучившийся с ним конфуз. Он откинулся вбок и сорвал растущий рядом лопух. Скомкав огромные листы, хулиган стал вяло счищать говно с ботинка.
    В этот момент с Паразитом произошли поразительные перемены. Ботаник мелко задрожал, налился кровью и гневно топнул ногой.
    - Как вы смеете, молодой человек! Это же редчайший вид «Ebatikus Rakum», он произрастает в труднодоступных районах предгорья пиздонского хребта и занесен в красную книгу!! Это варварство! Немедленно покиньте территорию ботанического парка! Иначе я буду вынужден обратиться в органы правопорядка!
    Дрюн продолжал сосредоточенно водить листками по башмаку и не поднимая головы коротко буркнул:
    - Пошел на хуй, орган.
    Спиридона Рудольфовича стала наполнять холодная ярость прогрессивного защитника природы. Он спокойно прислонил трость к скамейке и снял с плеч рюкзак. Аккуратно развязав тесемочки, он извлек на свет длинную сучковатую дубину внушительных размеров. Это был корень железного дерева, который профессор привез из экспедиции на Мадагаскар. Весил сучок без малого, шесть килограммов. В нем поселился редкий паразит. Это был долгоносик-древоточец отряда пиздокрылых, исследуя которого ученый планировал выбиться в академики.

    Ботаник взял дубину за тонкий конец у основания и бережно погладил свободной рукой. Потом как бейсболист ухватился двумя руками, и резко без замаха въебал хулигану в правый бок. Дрюн задохнулся и стал заваливаться под лавку. Профессор на этом не успокоился и продолжал методично наносить удары, попадая в основном по почкам.
    Ученый продолжал мудохать хулигана, пока у него не началась одышка. Тогда он остановился, промокнул платочком испарину на лбу и удовлетворенно кивнул сам себе.
    Спиридон Рудольфович протер платком корневище и неспешно сложил дубину в рюкзачок. Затем отряхнул руки, взял трость и чинно двинулся по аллее. Пройдя метров пятнадцать, он внезапно остановился, и обернулся на  скрюченного Хасида. Подумав, он развернулся, и по футбольному с разбегу всадил ногой врагу под печень. После этого, профессор ушел не оглядываясь.
    У Дрюна на губах выступила кровавая пена. Он прохрипел:
    - Жеэээсть, бля-а-а-а…
    И отрубился.


P. S. Прошу прощения за некоторую неточность в научных терминах, так как рассказ слушал по пьяни, а писал с бодуна.
    Спасибо всем критикам первого креатива «Кот да Винчи», особенно тому, кто справедливо поправил насчет кишечника.