Он ждал, он просто ждал. Суетиться нельзя, нужно вести себя как обычно и не привлекать к себе внимания. Утром как обычно в клетку кинули еду. Миска источала запах давно немытой посуды. Омерзительно кривясь, он ел. Как опостылели ему эти подачки, как надоело потом, выражая благодарность во взгляде смотреть на них, на этих сатрапов и душегубов. А потом жизнерадостно носиться по клетке, показывая всем своим видом высшую степень благодарности и счастья.

Проходили дни, проходили ночи. Время текло медленно и тягуче, и не было конца этим дням и ночам. Только по утрам, когда солнце начинало наполнять воздух светом, а тишина ночи понемногу ломаться под шумом города, только тогда он слышал такой далёкий и в тоже время близкий, до боли родной ор стаи. До боли в когтях он держался за прутья клетки и слушал. Слушал закрыв глаза, а воображение и инстинкты рисовали картины воли, той воли которой он не когда не видел, так же как и несколько предыдущих поколений его рода.

Но время настало, наконец он убедил их в своей преданности и они потеряли бдительность. Однажды клетку не заперли. Доверчивые, подумал он и сделал первый шаг к своей мечте, даже не своей личной, а вожделенному деланию многих и многих таких же как он узников. Первые минуты свободы страшили его, пугали первобытным страхом, который охватывает каждого, кто сталкивается с неизвестностью. Последний раз оглянувшись на свою золотую тюрьму он кинулся с головой в омут свободы.

Дааа, то, что он почувствовал, было необъяснимо. Все мышцы его тела наливались силой, с глаз упала пелена разочарования жизнью и многие, ранее знакомые ему вещи, казались необыкновенно красивыми или просто совсем другими. Деревья стали выше, небо изменило цвет, стало не грязным в разводах, а пронзительно голубым. Воздух, пропитанный всеми запахами живой природы, наполнил его легкие, кровь несла частички свободы во все уголки истерзанной рабством плоти, и всё вокруг него становилось откровением.

Стая. Он пришел к ним с надеждой и страхом. Стая приняла его. Безоговорочно и не сомневаясь в его желании жить с ними. Делить всё, голод и холод, добычу, горечь утрат и радость нового дня. Ему всё нравилось. Нравилось, подвергая себя смертельной опасности,  искать пищу для всех и потом видеть, как вся стая с удовольствием утоляет голод. Нравились стычки с другими кланами, когда клочья летели в разные стороны. Нравилось ухаживать за самками и, преодолевая сопротивление других самцов добиваться от них взаимности.

Сомнения. Но не все было совсем гладко. Что-то мешало ему до конца почувствовать себя достойным членом стаи. Он не понимал, почему он не мог создать полноценную семью с местными прелестницами, у него не было детей. Инстинкт подсказывал, что он всё делает правильно, но в мозгу постоянно пульсировала мысль. «Я не тот, кем себя представляю». Кто я? откуда я пришел в этот мир? Вопросы и ни одного ответа. Мысль доводила его до исступления, он был совершенно опустошен и со временем он перестал обращать внимание на жизнь вокруг себя. Потерял интерес ко всему, просто целыми днями сидел,  понуро опустив голову, пытался найти хоть один ответ…

Сергей вышел на балкон и затянувшись сигаретой посмотрел на двор. Все как всегда. Напротив дома стоят мусорные баки, около которых суетилась стайка воробьёв. Только одно ярко желтое пятнышко отвлекло его внимание. В стороне, на крышке бака, сидел волнистый попугайчик.  Странно, подумал Сергей. Хотя почему странно, лето, улетел от хозяев и прибился к воробьям. Вдруг он увидел, как серой тенью к попугаю метнулась кошка. Мгновенье и ярко желтые перья украсили скучный пейзаж двора.

Так закончилась мятежная жизнь свободолюбивой и гордой птицы, так погиб волнистый попугайчик Иннокентий.

С уважением,
Наум Натаныч Драздов