Очнулся я в очень плачевном состоянии, а ведь завтра Новый год. Сначала подумал, что вообще на том свете, - потолок такой белый белый. Левая половина тела не работает, больно. Очень больно. Даже думать больно. Сульфазин весь мощная, хорошо придумали, молодцы. Врач второй месяц, помимо невъебически хитрых тестов, сует мне в рожу фотографии бабы - дауна, у которой из груди торчит топор, по его мнению, это моя жена и убил её я. Он омерзительно улыбается, видимо, желая развести меня на откровенный разговор: «Ну, а вот это посмотри, неужели не узнаёшь, Серёжа, не играй со мной в эти игры». Блять, я бы с тобой поиграл мудила, если б не два санитара за моей спиной! Но я на самом деле ничего не помню. Как это у вас, у евреев, называется? Сублимация? Я ничего не помню, читай, пизда, по губам! «Опять серы в жопу захотел?» - терпение Леонида Самуиловича явно на исходе, моё тоже. Я посылаю его в очередной раз на хуй и санитары радостно накидываются на меня. Бля, ну как же больно, сука.

    Место у меня, тем не менее, почетное, у форточки. Круче только у Михалыча, его койка справа от моей и она у самой стены. Оно и понятно, Михалыч состоявшийся  людоед. Крепкий такой невысокий мужичок, руки как у моряка Папайи, с очень неприятным взглядом, даже когда улыбается, ощущение такое, будто прикидывает с чем тебя лучше приготовить. Однако человек очень эрудированный, может говорить на любые темы часами. Людоедом он стал по странному стечению обстоятельств. Познакомился в пивной с каким-то доктором физико-математических наук, поговорили о том, о сём, решили продолжить у Михалыча дома, благо идти минут десять. После третьей бутылки водки дискуссия незаметно перешла в область астрофизики – «корпускулы, гамма-излучение, что есть черная дыра и есть ли она вообще». Не выдержав интеллектуального прессинга со стороны собеседника, Михалыч схватил нож и с криком «до хуя ты умный», всадил его в сердце распалившегося оппонента. «Как завершающий период эволюции звёзд большой масссссссы», - удивлённо прохрипел доктор, оглядывая рукоятку кухонного ножа, торчащую из своей груди.

      Михалыч отнёс тело в ванную и долго, почти до утра, пилил, кромсал, резал. За этим гадким занятием он совсем протрезвел, и, сильно проголодавшись, неожиданно для самого себя решил  попробовать человечины. Ляжки показались ему наиболее привлекательными, из них то он и сделал отбивные. Физик по вкусу напоминал  нечто среднее между цыплёнком и свиньей. А дальше пошло – поехало. Ну вот пристрастился мужик к человечине, бывает, пришлось даже второй холодильник купить. Поймали его при разделке двадцать седьмого тела, а он ничего и не отрицал.

      Прямо по диагонали от Михалыча, в другом конце палаты, поближе к туалету, койка местного пидора по прозвищу Лесапед. Его никто не опускал, он таким родился. Полгода назад, на плешке около Большого театра,  Алексей познакомился с красивым женоподобным юношей. Дома выпили шампанского и стали предаваться любовным утехам. В пароксизме страсти они начали запихивать друг в друга картофелины (сексшопов то в то время не было), но им, как говорится, и целого мира было мало. Лесопед принёс с кухни какие-то консервы и стал с остервенением засовывать их в жопу своего возлюбленного. Дружок его умер от внутреннего кровоизлияния, не дождавшись приезда скорой помощи. Здесь Лесапед поначалу пытался рубить за свои сексуальные услуги пачку сигарет (чая), но, изучив конъюнктуру рынка, сбросил цену всего лишь до трёх сигарет.

      Его изредка поёбывают диссидент Никитенко и Окунь, уголовник-рецидивист, и, как он сам утверждает, вор в законе. Окунь любит показывать свои татуировки и объяснять их значение, особая гордость – его перстень. Он постоянно вспоминает какие-то уголовные байки, присказки, законы зоны и всё в таком духе. Михалыч как-то обронил, что пидарасам на зоне вроде тоже перстни татуируют, только они отличаются от воровских, а вот чем, он не знает. Окунь раскраснелся и гневно «заботал по фене», чето типа: «Отвечать за базар. Следить за метлой. Крошить батоны. Век свободы не видать и т.д.». Михалыч выслушал его с интересом и пообещал в один прекрасный день сделать из Окуня охуительную наваристую уху. Дело не дошло до драки только благодаря вмешательству Толяна.         
   
      Толик вообще отличный парень, но немного съехал от просмотра фильмов с
участием Брюса Ли. Два года подпольно занимался каратэ по 5 рублей в час, а потом взял да и смастерил нун-чаки. И чтоб уж совсем всё было по-настоящему, просверлил в рукоятках продольные отверстия и залил туда свинца. После работы он подолгу бродил по нехорошим районам Москвы в поисках «плохих». Долго бродил и вот, наконец-то, пробил и его звёздный час: трое подвыпивших птушников попросили у него прикурить. «Не очень вежливо», как рассказывал Толик. В процессе затянувшегося мордобоя, двое были госпитализированы с переломами, а третий умер в результате черепно-мозговой травмы.

      Слева от меня Будда. Один из самых колоритных персонажей палаты. Он с утра до вечера читает какие-то мантры на неизвестном никому языке и думает, что это санскрит. Перерывы он делает, чтобы поесть и поиграть в шахматы, очень любит эту игру, но всегда проигрывает. Всякий раз, в эндшпиле, осознав поражение, устраивает китайскую ничью, за что нередко получает шахматной доской по ебалу, после чего снова погружается в самосозерцание. Попал сюда за убийство священника, который не разглядел в нём аватару Будды и Христа, причём, бля, одновременно.

      Алкоголик Дима, он же Пила, тоже любит шахматы, тихий такой весь, размеренный. По белочке ему показалось, что у мертвецки-пьяного собутыльника одна нога длиннее другой. Он взял ножовку и подравнял. Приятель, видимо словил болевой шок, и, ахуев, не смог отреагировать на непристойные действия своего товарища. Пила пригляделся: ни хуя не ровно, и стал равнять по другой ноге. Так и выравнивал, пока не дошёл до яиц. Такая история, правда, пить бросил после этого случая.

      И, наконец, Тролль, вот это уже полный пиздец: несоразмерно большая голова, абсолютно тупой взгляд, если это вообще можно назвать взглядом. Классический урод из учебников по психиатрии. Говорят, что он прямо тут и родился, в институте судебно –медицинской экспертизы им. Сербского. С утра до вечера, с перерывами на пожрать, он ходит взад-вперёд по палате, и время от времени, будто бы услышав какую-то команду, заряжает свою «песню». Сперва идёт баритонисто – размашистое «Въебууууу», а потом, через пару секунд фальцетное «Уебууу». Наоравшись, он с разбегу бьётся головой об стену и отключается на какое-то время. Это забавное зрелище нравится всем, и если Тролль пару дней не устраивает своё представление, скучающие пацаны помогают ему войти в нужное состояние. Сделать это не сложно, надо всего лишь крикнуть волшебное слово - «въебу».

      Завтра, по сведениям Михалыча, привезут нового пациента, который два дня насиловал шестилетнюю девочку, а когда она умерла, сделал из неё чучело. Его уже поджидает койка рядом с Лесопедом. Все новости Михалыч узнаёт через медсестру Свету, которая походу влюблена в него по самые гланды, хули, умеет мужик нассать женщине в уши. Каждую её смену – хуякс, новое стихотворение или какой-нибудь охуительный поэтический комплимент. И по хуй женщине, что мужик убил и съел двадцать семь  человек: сидит, разрумянившись, глаза с поволокой, типа «отъеби меня во все дыры и поскорей». Женщины вообще странные люди. Хотя нет, ни хуя. Женщины это другая инопланетная цивилизация, которая ещё во времена динозавров захватила нашу планету, и с тех пор занимается разведением мужиков (во всех смыслах этого слова).

      Новость про педофила быстро разносится по палате и у всех какое-то грустно-задумчивое выражение на лицах. Окунь возбужденно сообщает, что на зоне за такие косяки сначала ебут, а потом убивают. «Уверен, что не наоборот?» - шутит Будда, у него очень своеобычный юмор. Блядь, как же больно то, бля! И страшно. Сердце реально готово выскочить из груди, а после сульфазина становится понятно, что это ни хуя не фигура речи. Сознание по пизде. Мысль есть, мысли нет. Убей в себе мысль. Убей в мысли себя. Убей себя в себе. Убей пизду силой мысли. Тролли живут в лесу и пиздят хоббитов, это законы эволюции и в то же самое время пищевая цепочка, и по хуй твоё кольца, раздевайся, брей пизду и не выёбывайся. Брака не будет, будет высокосортная ебля. Потолок гаснет. Спасибо и на этом…

      На следующий день после завтрака появился он, хуй его знает, Везенев или Везенько. Очень интеллигентного вида, хлипкого телосложения, в глазах – первобытный ужас. Оно и понятно, больно уж не хорошие у всех лица. Даже Тролль перестал ходить, остановился в метре от этого гандона и вперился в него своим нечеловеческим взглядом. Неловкую паузу нарушил Михалыч, сделав ненормально дружелюбное лицо, он произнёс: «Как тебя там, Везень? Хехе. Везенем будешь! Хех. Ребята у нас нормальные, дружные, если не выёбываться сильно. Хех. Ну, рассказывай, как тебя так угораздило? Не ссы, все мы не без греха, старичок».
      «Старичок» заметно расслабился и принялся рассказывать, как его «так угораздило», да ещё во всех подробностях: «Увидел… В сердце что-то ёкнуло… Нечистая сила попутала… Пообещал какие-то мультики, заманил. ..Не мог остановиться…. Хотел увековечить эту неземную красоту». Просто пиздец, рассказывает об этом с таким видом, блядь, будто он в телешоу выступает. Звёздный час блядь. Или выговориться хотел, хуй его знает. В конце рассказа даже слезу пустил, видимо расчувствовался от собственных воспоминаний…

      Убивали Везеня долго, и как говорится, с особым цинизмом, почти сразу после отбоя, когда санитары, менты и медсёстры отправились встречать Новый год. Убивали сначала под Бониэм, а потом под Ирапшн. «Уан бля вэй тикет, Ван бля вэй тикет ту зэ чивотатам».

      Первым, точно пресловутый пиздец, незаметно подкрался Михалыч. Он затолкал в рот Везеню половую тряпку, перевернул его на живот и присел ему на голову. После чего Окунь, с нескрываемой радостью, жёстко и смачно удовлетворил свои простые человеческие потребности. Затем Везеня перевернули обратно, и Михалыч выдавил ему глаза, причём один глаз вылез нормально, а второй наоборот, заполз куда-то внутрь, - это стало понятно утром. Окунь сказал, что хочет ещё, и одноглазого педофила снова перевернули на живот.«Угораздило, так угораздило», - весело заметил Будда. Подошёл Пила с пустой литровой банкой то ли из под лечо, то ли из под огурцов, вытянутая такая. Запихнуть её в жопу Везеня оказалось не простым делом, однако после продолжительных манипуляций, это всё-таки удалось. Всё это время Михалыч заботливо следил, чтобы детоубийца не задохнулся. Потом банку разбили, Везеня положили на пол, и Толик несколько раз прыгнул ему на живот, «чтобы лучше утрамбовать». Педофила перенесли обратно на кровать, где он продолжал конвульсивно подёргиваться.
      «Кстати, с Новым Годом», - радостно сказал Будда. После непродолжительных, но тёплых взаимопоздравлений, палата погрузилась в крепкий здоровый сон. 1 января 1985 года всем нам, включая Тролля, выписали по ахуической дозе сульфазина, а Везеня оформили как повесившегося в результате сильных угрызений совести за содеянное им преступление.     
         

     
        17.07.07
 
  Все совпадения, ясен хуй, случайны, все фамилии и погонялы вымышленные.