Ранний подъем в пять, быстрая проверка: билет, паспорт, пара штук евро кэшем – все на месте. Можно ехать. Закидываю сумку с вещами на одно плечо  «Ух блять, тяжело...», портфель с ноутом на другое и топаю к метро.
В такую рань, да еще и воскресенье вагоны почти пустые. Сажусь в угол и закрываю глаза... мир уходит, сквозь туман слышится «...следующая станция Фрунзенская... Кропоткинская... Охотный.. Бля! Пора выходить». Вскакиваю, сбиваю по пути к дверям кого-то. Извини, братишка, но сейчас не до тебя. Так... теперь переход на Театральную и до Речника.
Наверху уже совсем светло, рябая алкашка кричит сиплым голосом: «Такси, такси до аэропорта.» В пизду такую рекламу, пойду лучше в автобус. Мест конечно нет, поэтому кидаю сумки на пол и прислоняюсь к стеклу. Мимо пролетают улицы, люди... рядом стоит девочка лет 18 и смотрит то в окно, то на меня... да пошли вы нахуй, девочка - спать охота! Сползаю на сумку и опять проваливаюсь в пустоту.

В Шереметьево-2 оказывается, что до самолета еще больше двух часов. Беру газету со стойки: больше половины страниц про банкротство разных долбоебов. Читать нечего. Коротаю время рассматривая народ вокруг. Все-таки аэропорт – это вам не вокзал. Нет бомжей, гнид мусоров, пидоров хачиков, да и люди начинают вести себя по-европейски вежливо.
Объявляют мою регистрацию. Иду по зеленому коридору и прокручиваю в голове мысль - лишь бы не заставили открывать сумку. То, что булькает сейчас в ампулах никак не понравится таможне. Но, видимо старуха в форме ищет на мониторе только оружие. Пронесло. Укутываю все в пленку и сдаю багаж. Мое место у окна. Что ж надеюсь облаков не будет, посмотрю на Европу сверху.

Подхожу к своему ряду и вижу что в центральном кресле сидит та самая девочка из автобуса. Привет, красивая. Звякнув двумя литрами виски из дьюти-фри, падаю в неудобное сидение А320, предвкушая отсиженную жопу. Три часа полета – непередаваемый кайф. Разгон, тряска, вцепляюсь в ручки и вспоминаю Ким Ир Сена. Эх, где мой бронепоезд... Земля плавно уходит вниз. Замечаю птицу зависшую метрах в 50 от самолета. Интересно, пробила бы такая стекло у летчиков, если въебаться на полной скорости?
- Что будете пить, -  раздается над ухом.
- Пиво давай.
- Пива нет, но есть сок, минеральная вода.
- Тогда вишневый.
Тяну холодный нектар и продолжаю смотреть в окно. Грязное, как и все в России. Отворачиваюсь. В проходе коротышка индус разматывает свою чалму, в этом ему помогает сын. Индус страшный и немного напоминает Регину Дубовицкую. Нижнюю часть его лица покрывает белый марлевый бинт, которым он обмотался когда снял свой головной убор. Ну и обычаи, бля. Перевожу взгляд на девочку и вижу, что та общается с красивой и холеной брюнеткой, сидящей у прохода. Двигатель ревет так, что слышно лишь обрывки фраз. В Европе пересадка. Она летит в штаты, в детский лагерь. Нянчить дебилов-пиндосов. Вперед бля, сфера обслуги. Прислушиваюсь к словам брюнетки, та уже во второй раз в Амстердаме, командировка.
- Девушка, а вы в кофешопах там бывали? – спрашиваю.
- Нет, как-то смелости не хватало.
- А хотите, я вас свожу?
- Что, правда?
- Беспезды!
Черт, сорвалось. Зря не удержался. Глазами сверкнула, нахмурилась. И почему некоторые телки так не любят слово пизда. Хотя хуй при этом любят... парадокс?
- Я подумаю.
Ну и хрен с вами. У вас еще два часа на раздумье, можете попросить помощь зала. А я пока спать, спать...

    «Рыба или курицу?» раздается у меня прямо над ухом. Ну бляаать, неужели не видно что кемарит человек?! Рыбу давай и уебывай. Снимаю фольгу и начинаю ковырять еще горячую, но уже начавшую остывать, еду. Удивительно вкусно, хотя соли децл не хватает. Проглатываю чай и поворачиваюсь к своим попутчицам.
    Хуяк! Громкий хлопок внезапно раздается из хвоста самолета и начинается ад. Тех кто не пристегнулся мгновенно вышвыривает из кресел и уносит назад. Мимо летят газеты, чемоданы. Уши заложило и крики пассажиров слышатся тише через неприятный звон. Мы кувыркаемся в воздухе и почему-то я не думаю, что это будет долго продолжаться. Тряска усиливается. Ремень безопасности не выдерживает и расстегивается. В полете ударяюсь головой о переборку между салонами, но сознания не теряю. Зря.
    Самолет по наклонной уходит дальше на запад. Мне с тобой больше не по пути, дружище. Холод такой, что все тело бьет крупная дрожь. Быстро, слишком быстро навстречу несется земля. Кто-то говорил что в такие моменты жизнь проносится перед глазами, у меня же внутри все сжалось и мысли никак не могут найти свой аэродром.
Удар не заставляет себя долго ждать. Грудная клетка сминается и ребра входят в легкие, протыкая их насквозь. Воздух с присвистом вырывается из глотки. Кровь орошает траву в радиусе десяти метров. Меня подкидывает вверх, но лишь для того чтобы я опять упал на землю через секунду.

Камера нехотя отъезжает назад, чтобы показать степь. Становится видна посадка с десяток деревьев. Ручей, текущий в балке немного левее от места падения. Голубое небо.
Экран медленно гаснет.
Щелк. В кинотеатре зажигается свет и все потихоньку начинают вставать со своих мест.