Наверное всем приходилось искать глупые отмазки, наебывать или грубить улыбающимся людям в белых рубашках.
  Они всегда жизнерадостны, что так непривычно для нас, затраханных работой, учебой, женой или любовницей, и вообще бешенным ритмом жизни. Эти люди вставали на пути каждого хоть раз в жизни, будь это путь в офис, домой, за дочкой в детсад или к блядям в сауну. Они встречают нас интригующими вопросами: “Вы хотите быть счастливым?” или  “Довольны ли вы своей внешностью?” или вообще “Мы хотим пригласить вас на большой праздник…”
  Все мы прячем глаза, стараясь не встретиться с ними взглядом. В голове только одна мысль: “Только не я.”
  Они – религиозные фанатики.
  Конечно фанатики слишком грпомкое слово, но…В больших городах это – американские студенты-мармонны, в маленьких чаще – Свидетели Иеговы. И если в больших городах Свидетели Иеговы бывали нераз пижжены, поэтому ведут себя тихо и спокойно, то в провинции их движения принимают вид некоего религиозного террора. Эти улыбающиеся скромные люди нагло лезут в приоткрытую дверь к робкой старушке, размахивая перед сморщенным лицом журналом “Сторожевая Башня” [“Осадная катапульта”блять].

  Пришла как-то ко мне пелотка. Покувыркались мы немного, перед этим плотно пожрамши, и я, сытый и натрахавшийся, валяюсь на кровати релаксируя и охлаждая сквознячком натруженный хуй.
  Звонок в дверь. “Ты кого-то ждешь?” У меня в голове проносятся все варианты, которые могут придти на выходные, отвечаю: “Не жду никого, спроси кто.” “Не отвечают.” Блять, думаю, заебали сантехники с электриками и прочими засранцами из ЖЕКа. “Открой” говорю. Открыла.
  Слышу что-то не так. Обмотался полотенцем [еще не до конца упавший хуй построил палатку], выхожу. Стоит какой-то очкастый уебан и что-то втирает моей пелотке. Сам цивильный такой – белая рубашка, брючки. При виде меня замолкает и пялится сцуко на мою палатку.
- Ты кто блять такой? – спрашиваю.
- Мы хотим с вами поговорить, - вот наглый сцуко, - Вы верите в Бога?
  Я вспоминаю одного своего кента[покойного кстате], сморкаюсь в ладошку и вытираю сопли об его рубашку[ниибаццо “Тайд или кипячение”] и отвечаю:
- Я верю в свои сопли, а теперь съебался нахуй.
  Еще немного я постоял, охуевший от его наглости… Прут суки в дом, не успел приехать. Провинция. Хуле скажешь…

  Или тоже…
  Бухой зашел как-то в Дворец Спорта в Одессе в поисках сортира. Смотрю – люди какие-то, все в костюмах, рубашках белых, суетятся все, бегают туда-сюда. Мне стало стыдно: выпивши, в джинсах, майке, раздолбанных кроссовках. Нашел туалет, поссал, ухожу.
- Брат, ты забыл нажать на слив, - вздрагиваю, оборачиваюсь – стоит уебан в белой рубашке и улыбается. Пидор думаю что-ли… Бочком верулся,смыл, тихонечко обошел его, ухожу. Поднялся в вестибюль. Скучно, спрашиваю Дядю одного, стоящего на дверях:
- Можно посмотреть что там?
- Конечно, заходи, брат.
- Хуяссе, родственнички,-  думаю.
Зашел в зал. Послушал пиздеж какого-то дяди ниачом… И тут дядя говорит:
- А теперь мы исполним песню пятдесят пять, - и только тогда я понял куда я попал.
  Пробираться на выход оттаптывая ноги не решился. Смотрю, все открывают книжки – песенники типа.
- Можете подвинуть книжку поближе ко мне? А то я свою дома забыл,- говорю я тетке одной.
  Подвинула, ну и запел я ни хуже церковного диакона с остальной толпой.
  Теперь когда мне грустно, я покидаю офис со словами: “Я пошел исполнять песню пятдесят пять.”  Все скаты почему-то думают, что я ушел дрочить…

  P.S. Не бывает атеистов в окопах под огнем.
                                                      Егор Летов.