Выпивать с ребятами после школы вошло уже в привычку. Каждый день после уроков бежали в небольшой магазинчик прямо у школы и покупали там пару пузырей «Завалинки» на нас, пятерых, и сваливали на наше облюбованное место возле гаражей. А ведь недавно казалось, что я никогда не стану пробовать этой гадости, все—таки обещал когда—то отцу и матери. Но они сами все испортили, отец стал вваливаться каждый вечер пьяный после работы, мать закатывала ему скандалы и билась в истерике. Они как—будто не понимали, что все это в конечном итоге отражается именно на мне, на их единственном, любимом сыне. Но все, что они делали, так это орали до ночи, не давая мне заснуть и заставляя слезы наворачиваться на глаза. По началу я еще как—то пытался их успокоить, унять, умолял не кричать друг на друга, но если мне и удавалось остановить крики и маты минут на десять, то потом они возобновлялись с новой силой. Я наблюдал, как постепенно в доме становится меньше посуды, еда в холодильнике тоже стала довольно скверного качества, а внимание, которое родители должны уделять ребенку и вовсе пропало. Сначала я перестал делать уроки, потом начал прогуливать школу, а в итоге связался с компанией двоечников, с которыми раньше общался разве что на уроках физ—ры во время игры в футбол. Они научили меня курить в затяг, пить пиво, потом портвейн, а потом дело дошло и до водки. Домой я стал приходить поздно, почти каждый день пьяный и с сильным запахом дешевых сигарет. Но казалось, что дома я перестал существовать. Меня не замечали, им было не до меня. Все это продолжалось в течение 2—х лет, практически без перерыва. На требования учителей привести своих родителей в школу я отговаривался, а когда классуха позвонила моему отцу, застав его в непотребном состоянии он просто послал её нахуй. Безмятежно и четко. Она наверное трубку выронила от такой прямоты. С тех пор и учителя стали хуже ко мне относиться, потому что за оскорбление, нанесенное моим отцом похоже должен был расплачиваться я.

В тот день мы снова некисло приняли на душу и я зиг—загами поплелся в свой, теперь уже ненавистный, дом. Уже в коридоре были слышны крики ругани, но на этот раз они показались мне более страшными и искренними. Они уже реально ненавидели друг друга, готовые убить, как наглого комара, который слишком долго сосет кровь. Я открыл входную дверь, услышал шлепок пощечины и увидел как моя мать повалилась на пол. Мать, матушка, мама. Все—таки как—бы она к тебе не относилась это человек, который дал тебе жизнь, который кормил тебя грудью, воспитывал, пускай даже и не до конца. Кровь хлынула к голове, уши мои горели, а кулаки непроизвольно сжались. Передо мной стоял мой отец, мой родитель, кормилец семьи.. пьяный в сисю. Да, он содержал нас долгих 15 лет, пробивал нам путевки в санатории, на море, покупал мне игрушки, мой первый велосипед. Но даже он не имеет право бить МАМУ! Я вообще не мог взять в толк, как можно ударить женщину, тем более по лицу, тем более ту, с которой провел четверть жизни. Я перестал сдерживать свою ярость, когда увидел заплаканное лицо матери, её красную от удара щеку, которую она пыталась прикрыть дрожащей рукой. Вы спросите — что может 15—летний мальчишка сделать с громилой, который весит целый центнер и который 10 лет играл в хоккей? Я вам отвечу — теоретически ничего, разве что заехать ногой по яйцам, но этого я сделать не догадался. Я просто нагло кинулся на него со спины, повиснув на шее, как в каком—то дурацком мультике. Отец крутанулся и я отлетел в дверь между коридором и гостиной. Стекло в двери разлетелось и я пролетел дальше упав спиной на валявшийся на полу утюг. Как ни странно боли не было, только бешенная ярость и желание отомстить. Месть своему отцу — это фраза никак не укладывается у меня в голове. Я понимаю — месть врагу, месть девушке, которая заблядовала… Но месть отцу! Тогда же мозг мой отключился, он уже не был нужен. Я поднялся легко, как будто отпружинил от пола, меня слегка повело влево, но я этого не заметил. Отец не обращал на меня внимания, продолжая стоять над матерью и что—то кричать. Внезапная глухота избавила меня от его ора. Мне даже сначала показалось, что я смотрю телевизор без звука, но к сожалению все это происходило в реальности. Я кинул взгляд на ящик шкафа и в глазах моих потемнело. Отец был ментом. Я потянул ящик на себя, в глазах стало еще темнее, но силуэт ПМ’а я видел очень четко. В руку он лег как влитой, я почувствовал холодный метал в своей ладони. Ноги подкосились, я еле удержался, чтобы не упасть. Рука медленно поднималась вверх, тело дрожало, в глазах мелькали белые пятна, было очень темно, но силуэт стоящего амбала и лежащей на полу женщины мне были видны довольно хорошо. Слух пропал полностью, выстрел я не слышал вовсе, только видел, как дернулся силуэт отца и медленно оборачиваясь на меня, рухнул на спину. Мать приподнялась и видно было, что губы ее шевеляться, видимо она говорила «спасибо», хотя в глазах ее почему—то читался страх и слезы стекали по щекам, было видно как они блестят в тусклом свете люстры.
— Не бойся мама, — я не слышал себя, но видел, что мать меня слышит. — Там вы будите счастливы, — я спустил курок во второй раз…

P.S.
Дело № 3489
Описание место происшествия и причины гибели:

Квартира № 34 на 10 этаже дома № 2 по Старославянской улице. Обнаружен труп мужчины с пулевым ранением в сердце (стреляли сзади), труп женщины (его супруги) с пулевым ранением в сердце (стреляли спереди), труп 15—летнего мальчика с переломанным позвоночником. По версии следствия родители были убиты своим собственным сыном из ПМ, принадлежавшего его отцу — майору милиции. Сам мальчик погиб при загадочных обстоятельствах. Каким образом он сломал себе позвоночник — непонятно. Оба родителя были больны СПИДом.