Было это во времена, когда развитый социализм тихо догнивал, а на смену ему с напором острой диареи рвался капитализм по-новорусски. Еще кругом висели кумачовые лозунги, с уличных плакатов бодро улыбались крепкие рабочие, целомудренно обнимающие за плечи румяных колхозниц. Прилавки продуктовых магазинов радовали глаз высокохудожественно расставленными банками морской капусты и искусственного меда, хлеб был по 20 копеек, а пиво по 50 копеек за бутылку, ну, если конечно ты мог его достать. Мы с друзьями могли, ибо после лекций в Универе с большим энтузиазмом въебывали грузчиками в местном продуктовом магазине, что позволяло приложиться к источнику прекрасного.
Мало того, обменяв красный червончик с профилем лысого Ильича на ящик того пойла, что гордо называлось «пиво Жигулевское» , расширив сознание и сдав пустые бутылки – можно было прикупить еще пол-ящика того же волшебного нектара, в результате подобной комбинации появлялось стойкое ощущение, что не тебя наебали, продав под видом пива мочу больного ослика, а ты красиво кинул весь этот мир. Слово «похмелье» было для нас еще пустым звуком, лишь изредка подмигивая из туманных далей будущего, с обещанием лет через пять познакомить наши организмы со всеми прелестями абстиненции. Вода была мокрее, небо голубее (нихуя не ахтунг!), деревья несомненно выше, ну а девушки по той же парадигме – поголовно красавицы.
Учился со мной в то время достойный сын братского белорусского народа – Сережа Мацкевич. Это будущее светило бульбашной биологии был туп как непроходимые дебри Беловежской пущи, а последние остатки здравого смысла нычкарились в его надплечном рудименте как отряды героического батьки Кавпака, и столь же стремительно, как партизанские рейды по тылам фашистов, Сережины мысли порой преодолевали мощные фортификационные укрепления черепной коробки и вырывались на оперативный простор родной свердловщины. В такие моменты нам казалось, что Хирасима, Нагасаки и хрущевский термоядерный перфоманс на Новой Земле – лишь жалкие отголоски планетарного катаклизма, порожденного деятельной Сережиной активностью.
Итак, после сдачи летней сессии отправилась наша дружная команда покорять могучий водоем Среднего Урала – озеро Таватуй. Из за богатства ихтиофауны и легкости ее добычи благодарные уральцы сложили об этом беспезды прекрасном водоеме частушку следующего содержания: «Таватуй ты, Таватуй. Кому рыба, кому хуй!». Однако места там и вправду заебатые, а потому всех любителей погнусавить у палатки под дым догорающих резиновых сапог, терзая давно разъебаную гитару про то «Как здорово, что все мы здесь сегодня….» тянет туда как магнитом. Дополнить описание этой жемчужины Свердловской области можно тем, что на нем стоит огромный атомный комбинат и хуева туча пионерских лагерей и домов отдыха, органично способствующих кристальной чистоте водоема..
Добравшись до озера и раскинув палатку в непосредственной близости от водной глади, наша скромная компания в количестве пяти рыл мужицкого пола отправилась на добычу таватуйских раков. Причем мы с друганом Саней ставили раколовки, Сеня с Димой хуярили беспозвоночных насаженными на палки вилками и только доблестный уроженец Гомеля Сережа демонстрировал уникальный метод ловли раков, по видимому широко распространенный в белорусских водоемах. Выглядело это так: слегка нетрезвый и безусловно на всю башку по кругу контуженный Мацкевич запускал в предполагаемое место обитания пивной закуски свою могучую крестьянскую пятерню. В зависимости от нахождения несчастного рака следовал либо разочарованный мат охотника и собирателя, либо окрестности водоема оглашал нечеловеческий вой Сережи, в котором четко прослеживалось два словосочетания: «Сука, есть! И больно, еб твою мать!».
Покончив с добычей креветок-переростков наша компания отдыхающих принялась за употребление дармовой закуски под все то же сакральное «Жигулевское» и не менее знаменитый напиток, известный в кругах ценителей изысканных вин из ближайшей стекляшки как «Три топора». Заряд оптимизма, вкушаемый в неокрепшие юношеские организмы был настолько приближен к критической массе, что любое превышение дозы приводило к неминуемому кумулятивному эффекту. Но вне конкуренции был наш Мацкевич, смесь врожденного долбоебизма, свежих раков и дешевого портвейна обладала дикой реактивной тягой, залп, выданный Сережой поверг в конкретный ступор всю нашу компанию, ибо блевал он так, что рев турбин авиалайнера был жалким комариным писком, по сравнению с децибелами, издаваемыми мощной глоткой белоруса.
Дальше было больше… Заряженный энтузиазмом борец за чистоту желудка внезапно отразил, что метрах в 300-х от нас находится пионерский лагерь с готичным названием - «Приозерный». Переименовываем в «Презерный» - было решено на совете стаи, там же родилась гениальная идея – посетить место патриотичного воспитания молодежи с целью заведения знакомств среди женской части вожатствующего состава. И вот, выдвигаясь под покровом ночной тьмы, мы двинули в сторону очага культуры. Комрады, забор ростом полтора метра может остановить только трезвую разновидность долбоеба, но мы то были уже ужраты в разноцветные пузыри, а Сережа и подавно. Первое, что сделал этот муфлон – это отломал в ближайшем подлеске весьма представительный дрын, высотой так метра два, держась за который наш местный Икар походил на доблестного представителя СССР, своего тезку Серегу Бубку, но только если бы тот сожрал разом все таблеточки, выданные тренером. Перехватив импровизированный шест каким-то очень хитрым хватом и взяв нехилый разбег наш прыгун в высоту устремился в заоблачные дали, однако портвейн и гравитация сделали свое черное дело, с воем пикируещего бомбардировщика Сережина туша устремилась к земле. Довершал картину авиационного происшествия тяжеленный дрын, неумолимо стремящейся ебнуть идиота по черепушке. И вот в одной точке пространства и времени произошла историческая стыковка башки долбоеба, корня могучей ели и сучковатого дрына.
Сдавленно хрюкнув, уебанец подозрительно притих. В моем натруженном портвейном мозге моментально поплыли веселые картинки доставки бренных останков прыгуна на историческую родину, перед глазами корефанов, видимо, проносились не менее жизнерадостные сценки, ибо все разом перестали пиздеть и, скорчив печальные ебальники, двинулись к пострадавшему, попутно обсуждая методы оказания первой помощи при черепно-мозговых травмах. Однако, Харон в тот вечер остался не у дел, при ближайшем рассмотрении оказалось, что потенциальный груз 200, красиво развесив сопли и слюни, блаженно храпит. Совершив над болезным краткую тризну, отряд, не особо сожалевший о потере бойца, провел краткое совещание. На нем была выдвинута гениальная гипотеза, - если русский забор ограждает русский пионерлагерь то в пределах шаговой доступности обязана быть дыра. После недолгих поисков гипотеза блестяще подтвердилась, и мы, в предвкушении волшебных ништяков проникли за периметр.
На мое удивление, на территории затихшего во тьме пионерлагеря нас ждал крайне теплый прием. Вернее сказать – прием превзошел все наши крайне смелые ожидания! Как выяснилось в последствии, в тот славный вечер на территории «Презерного» проходили сборы областной юношеской федерации бокса. Фееричное появление пьяной компании было воспринято боксерами как манна небесная, в нашем же недалеком будущем весьма явственно замаячила перспектива знакомства с ближайшим отделением челюстно-лицевой хирургии. Команды обменялись спортивными приветствиями: «Вы чо за хуи с горы, чо надо?!» и «Идите нахуй, вас ебет?!», после чего международная обстановка стала стремительно накаляться. Мучительно понимая, что шансов выжить при таких раскладах у нас примерно столько же, сколько у сборной России по футболу стать чемпионами мира, мы решили применить стратегический маневр, широко известный в военной науке как «съебаться в ужасе», однако, разрядка международной напряженности появилась с совершенно неожиданной стороны, - с неба.
Дело в том, что безвременно покинувший нас белорусский прыгун с шестом, внезапно покинув нирвану, обнаружил себя мирно лежащим под разлапистой елкой в метре от забора в гордом одиночестве. Решив, что отрываться от коллектива негоже, и обнаружив рядом с собой уже ставший родным дрын, Сережа решил повторить попытку, и снова ринулся на штурм высоты. В этот раз призовой прыжок удался, и уебанец, отчаянно матерясь, перенесся по воздуху на территорию пионерлагеря. Место посадки судьба ему уготовила самое подходящее – гипсовую статую юной пионерки с горном, в которую наш белорусский долбоеб и впечатался со всего своего не хуйского разлета. Вы когда-нибудь слышали, как ржет табун коней? Вот и я до того момента не слышал, но именно подобные звуки минут пять издавала толпа боксеров-юниоров, периодически в их гогот добавлялись всхлипывания тренера, который просто катался по траве.
Вот таким чудным образом еблан Мацкевич спас нас от неминуемой расправы и послужил поводом к знакомству с до того воинствующими спортсменами. Дальше было жесткое нарушение спортивного режима, совместное распитие огненных вод, пьяный спарринг нашего фантастического кретина с КМС про боксу, прочие идиотские мероприятия. Тема ебли женского состава из числа обслуги пионерлагеря, на удивление, тоже была раскрыта.
Если камрадам интересно, то напишу продолжение.