Дорога вьется, как ленточка у гимнастки, завивается и кружит. Вокруг старые, невысокие сопки. По сопкам сползает, почти к самой дороге тайга. Асфальт раскалился так, что даже на большой скорости, на мотоцикле давит жарища. У очередной речки останавливаемся, называется Роскош. Залезаем в воду, как бегемоты, по уши, течением тянет вдоль берега. Вода холодноватая, иголками впивается в кожу, даже отпускает немного.  Благодать -трезвый взгляд на жизнь - птички поют, радио играет - на другом берегу сидят водилы с дальнобоя, из открытой кабины орет «Динамик»: «Жизнь меня бросает, словно мячик».

- Забивай, а то уйду, - Саня не сдается, едва его отпустит, тут же начинает требовать добавки.
-Отвали, мая черешня, - у меня благостное настроение, - не видишь, я только что в Роскоши купался. У Сани округляются глаза, он медленно превращается в член, охуевает одним словом. Я начинаю ржать над его метаморфозами, повалившись на пахучую траву.
-Где купался? В роскоши? Нет, тебе курить больше нельзя, меня бы так накрывало.
-А ты название реки не читал? Ты походу, тоже в ней купался. – Я отламываю, маленький кропалик, - на, забивай, лишенец.
-Сам лишенец, а я слежу, что бы поездка была приятной и увеселительной, он откинулся на спину и, не обращая внимания, на мошку звенящую над ухом, старательно стал кропалить плюху. Он разминал шмаль на маленькие кусочки и, старательно измельчив, перемешал с табаком. Санька старательно затаривал штакетину, изо всех сил помогая себя языком и губами.
- Сань, а если язык откусишь? Или губу растянешь?
- Гы, главное, чтоб ее не оттоптали, - его рот растягивается в безумной широкой улыбке.
- А ты ее раскатывать прекращай, и все будет зашибись.
- Что это «раскатывай»? - он сердито засопел, но я зык все-таки спрятал,- как: «я в хер знает где, и спаси меня помоги» - так сразу Саня, как лишний раз дунуть, так не допросишься.
-Пиздеть - не мешки ворочать, ты за последние три часа уже раз шесть дул, и что тебе от этого полегчало? Да фиг там, едешь по трассе и гудишь, как шмель.
-Чо в натуре? – он посмотрел на меня взглядом в котором читалось недоумение, недоверие, и еще легкая растерянность.
-О-о-о-о-о, да тебя отпустило, ау, Сань, мы уже за Бикином. Короче, затарил? Молодец, взрывай его в темпе, а то уже времени дофига, а мы еще проехали триста километров от Хабары, а до Владика еще пахать и пахать, как до Луны раком. Километров с пятьсот будет, - я встал и, замахав рукой, закричал дальнобойщикам, сидящем на том берегу,- Эй мужики! Водилы! Мужики!!!!
-Что орешь? -  с другого берега привстал парень с цыганским загаром, в майке застиранной до грязного цвета,  в широких штанах и светлыми выгоревшими до тла волосами.
-Парни времени сколько? Часы есть?- я показал пальцем на запястье,- Который час?
- Половина  второго, - закричал он, приложив руки рупором ко рту.
-Слышишь, распиздяй Закруткин, пол-второго уже, а мы не в одном глазу. Нам по-хорошему еще часов семь ехать, в ночное захотел?
-Что я лошадь в ночное? – он выпустил тугую струйку дыма в мошкариную тучку, передал косого. – О, смотри, к нам гонец, спешит что-то сильно.

Отгоняя руками настырную, прилипчивую мошку, из-за кустов нависших над рекой появился парень, с грузовика, тот который кричал нам про время.
- Привет, орлы, чую, вы дуете, дайте тяпнуть а?
- Может паровоза задуть?- Саня поднялся с земли, отряхнул джинсы.
-А давай,  - водитель сжал кулак и послюнявил ложбинку, между указательным и средним пальцем. Когда Саня задувал парик, парень засвистел, как модный чайник со свистком, и цокнул языком на прощанье. Потом резко присел, схватив себя за нос, давясь дымом и удерживая кашель.
-Жадина –говядина, давай еще разок, - засмеялся Сашка. В этот раз он задул ему нежного, с накатом, постепенно увеличивая мощность выдоха. Водила уже без прикрас и выебонов, просто втянул в себя воздух, и снова присел.
-Хороша, свежая? – он поднял глаза, в них застыли слезинки.
-Свежее не бывает, сегодняшняя. Едва не завалили, если б не моцик, получили бы на пару  дырок от картечи. Слушай, ты с Владика идешь?
-Ну, да, а что?
-Там как с гаишниками?
-Да только возле Уссурийска, ну на подходе к Владику, а так пусто, в основном возле городов пасутся, бывает возле Дальнегорска, ну еще у Лесозоводска. Но вы-то на моцике, если что уйдете. Пока они свои копейки расчехлят.
-Ага, уйдете, потом будут гонять по всей трассе.
-А ты не ссы, те, кто палками машут, в основном за пятерочку работают. Так что им кипиш и погони ни к чему, поливай спокойно дальше, только быстрее.
-Ладно, спасибо, - Саня снова завел свой аппарат и мы ломанулись дальше по трассе.

В Лесозаводске, на заправке, к нам подвалили два черта, местных. Загорелые, как негры, одни зубы белые. Их клонировали, что ли? У обоих одинаковые футболки, темно-сиреневого цвета, выгоревшие на солнце, вылинявшие и растянутые, на груди гордо горел адидасовский лэйбл – трилистник. Спортивные штаны, вытянутые на коленях, с тремя полосками на боках. Кепки в крупную клеточку лихо сдвинутые на затылок. Один из них сплевывал, через несуществующий зуб, и блестел фиксами из фальшивого золота, латуни наверное. Другой, подражал ему как мог, так же гордо дулся и изображал чувака круче Ван Дама, и активней Джеки Чана. Засунув руки в карманы штанов, он гордо шествовал к нам, едва не наступая на пятки своего вожака. Они чем-то мне напомнили петухов, которые так же важно ходят по курятнику: - распустив гордо хвост, напыжив грудь и расшиперив перья. Но стоит только взять хворостину, и ты сможешь удивиться прыти этих гордых птиц. Они громко кудахтая, валят со всех ног, распугивая при этом весь скотный двор.
- Пацаны, откуда будете? – фиксатый снова сплюнул, и по-хозяйски, окинув взглядом, оценил «ПС».
-С Хабары, а вы?
-А мы,- местные, - фиксатый снова гордо сплюнул.
- А, и что? – Саня начал нервничать, - что надо?
-А ты, это, давай, не кипишуй, - наал было второй.
-Кипишуй не кипишуй, все равно получишь хуй.- отозвался Сашка. Я стоял и смотрел на происходящее с интересом, мне немного не понятна была ситуация. Вернее к чему все клонилось.
-Ты, типа, это, ну, короче моцик, опа, и без базара, -продолжил первый.
- А с какого хуя это вдруг? –завелся Саня.
- Эй, чувак, ты не гоношись, вы нам моцик отдавайте, и валите отсюда на хуй, настаивал второй.
-А….Ху-ху не хо-хо? По еблищу раз пятнадцать?
-Слышишь, хипан, ты за базаром следи. А то и ответить на раз можно, продолжал фиксатый.
А то что? – задал вопрос уже я.

-А то,  мы вас отпиздим, и все равно заберем,-  фиксатый ткнул локтем своего напарника, и тот попытался свиснуть, в этот момент, получив лихой крюк в голову. Наверное, он даже не понял, почему его ноги мелькнули в воздухе, а сам он приземлился в паре метров от нас на раздолбанном асфальте заправочной станции.
-Чо, в натуре хиппи-панки, -  фиксатый попытался встать в стойку, но, получив от меня по яйцам, про сопротивление забыл, и устало прилег на землю, тихо завывая и хрипя.
-Лех, валим, а то вон, еще народные мстители бегут. Ты мне, что про Лазо рассказывал? Помнишь? Они до сих пор здесь партизанят. Так что давай, ходу. Я запрыгнул в надоевшее седло,  и мы снова стартанули к океану. За нами, крича и улюлюкая, неслась гопа, человек пять. Кто со штакетиной, кто с велосипедной  цепью, кто просто размахивая кулаками над головой.
- Селяне веселятся, как дети малые, уже двоим вломили, а все мало. Саня не особо разгоняя, вел мотоцикл, местная шпана все бежала и бежала за нами, кто-то даже кидал камни, но они не долетали. Потом они вдруг пропали. Через несколько кварталов, Саня, устало, крутя головой, остановился, на его лице нарисовалось крайнее изумление,
- Лех, что-то мы отсюда приехали, по-моему?
-Очень похоже, давай у кого спросим?
-У кого, у того, кому ты яйца отшиб?
-Нет у того, кому ты мозги разбил, - я засмеялся, - вон смотри, дядька рулит, у него спроси.

Странно погыгикивая, и немного покачиваясь (а вы поездите часов шесть на мотоцикле), Санька пошел выяснять дорогу. Они долго махали руками, и Сашка дословно и дотошно  переспрашивал, как и куда сворачивать. В итоге, когда он завел мотоцикл, все оказалось прозаичней, надо было просто развернуться и ехать прямо. Проезжая мимо заправки, мы снова натолкнулись на веселых крестов, они с таким же радостным криком побежали нам на перерез. Саня дал в газья, и мотоцикл рванулся вперед с такой силой, что я едва не выпал на асфальт. Черти не отставали, один даже умудрился в прыжке дотянуться до меня, и, скользнув по моей спине руками, зацепился за багажник. Сашка тормазнул «ПС», я едва успел обернуться, и получил бы удар ножом в спину, но мотоцикл снова дернулся и преследователь, расслабивший руки, упал лицом вперед на асфальт. Мы неслись по улице городка, а в спину летели булыжники. И только на трассе Сашка успокоился и притормозил у очередной речушки.
- Слышишь, это пиздец какой-то зоопарк,- сказал он затягиваясь,-  Два слова связать не могут, а все туда же в гоп-стоп играть.
-Сань спину глянь, печет ее что-то, не покоцали?
-Да царапина, - Сашка сплюнул, как фиксатый, -  только кожа. Видел, как этот крендель прыгнул, прям, как уссурийский тигр.
-Угу, знаешь, где я таких тигров видал? – я стянул рубаху, на ней была кровь и дырка сантиметров десять в длину, - пойду, застираю, а то потом рассказывай ментам, что да как.

Адреналин медленно отступал, немного тряслись руки, и пошатывало. В голове прошел легкий сумбур. Сердце стучало о грудную клетку загнанной птицей. Делая каждый шаг, я понимал, откуда растут ноги, и это место с непривычки жгло и болело. Каждый шаг отдавался болью. В штанах все слиплось, и запах пота и крови привлекал насекомых. Пока я стирал рубаху, оводы, слепни, комары, мошки и прочий гнус изгрызли спину так, что живого места не осталось. Саня стоял на мосту и курил сигарету с философским видом, а я, охая и стеная, полез в холодную, обжигающе холодную воду горной речушки.

Вода в реке была прозрачной и торопливой, и такой быстрой, что даже на мелководье сбивала с ног и тащила по камням. Я сжал зубы, хотя это было смешно - они стучали немыслимую дробь, и зацепился руками за большой камень. Вода била меня по животу, ногам, спине, захлестывала лицо и пыталась оторвать от камня, но я висел и терпеливо ждал, когда отпустит зуд. Через минут пять, обессилив и замерзнув до судорог, я выполз на берег, и стал одеваться. Ноги предательски запутывались в штанинах, а рубаха все еще мокрая липла к телу. В итоге, все-таки натянув штаны, и засунув ноги в сандалеты, я рванул вверх к мосту, отмахиваясь от налетевших, наседающих почти черной тучей насекомых.

-Саня заводи, а то съедят, - кричал я, отмахиваясь от них рубахой, туча распадалась на несколько поменьше и снова устремлялась за мной в след. Затарахтел мотор, Саня поехал, правда без меня, я пробежав пару метров за ним задыхаясь остановился. – Хорош прикалываться.
-Что ссышь, когда страшно? - Саня остановился ровно в двух метрах от меня.
-Да похуй, давай вали, я  сам до Владика доберусь.
-Ладно, что ты введешься, уже поугорать нельзя, видел бы ты свое лицо, - и он изобразил, как  мое лицо вытянулось от удивления. Я со злости забыл про мошкару, но она ничего не забыла и, догнав нас, вцепилась, обложила плотной пеленой. Саня замахал руками, заматерился, отбиваясь и хлопая себя. Как ни странно но, мошкары надо мной было гораздо меньше. Я стоял и смеялся над ним, наконец-то до него дошло, он завел мотоцикл, и мы рванули вдаль, до Владика оставались какие-то триста- триста пятьдесят километров.


З.Ы. Спасибо за напоминание про Роскош камраду Коле Кошечкину.