Произошло это около пять лет назад…

У меня случилась командировка в Чечню. С «гуманитарной» миссией. А если точнее, то просто вез подарки к празднику для наших местных ментов, которые там правопорядок охраняли. Скажу честно – я лично не испытывал никаких чувств к работникам внутренних органов, откомандированных из наших северных краёв в Чечню. Лично мне они были безразличны. У них своя работа, у меня  своя. Моя же работа заключалась в том, чтобы в рамках предвыборной компании создать положительный имидж одной из политической партии, функционером которой я являлся. Поздравление воинов – обычная пиар-акция, одна из многих, с помощью которых мы должны были завоевать голоса избирателей.
Ещё неизвестно чей хлеб легче…

*  *  *

Честно отработав  на вручении подарков и отсняв красивый сюжет,  мы возвращаемся домой после вчерашних  обильных возлияний. Мы – это я и  Женя, оператор телевидения.  Вместе с ним  трясёмся на заднем сиденье УАЗика, тщетно пытаясь поудобнее пристроить наши больные и многострадальные  головы на спинках кресел. На душе, как всегда с похмелья, очень паскудно…
С омерзением вспоминаю профессиональные разговоры и пьяное бахвальство вчерашних собутыльников. Менты, они и есть менты,  пусть даже в Чечне…

Посталкогольный транс прерывается истеричными автомобильными гудками. Отчаянно сигналя, нас обгоняет заляпанная грязью «Нива» и картинно, как в кино, разворачивается поперёк дороги. Резко тормозим. Водитель с охранником, из местных стражей порядка, на происходящее никак не реагируют.    Ничего не понимая, недоуменно смотрю на Женьку. Тот, обняв свой кофр с драгоценной аппаратурой, с не меньшим удивлением смотрит на меня. Моё сердце ёкает и проваливается куда-то вниз от самых дурных предчувствий.

Из неопрятной «Нивы», не спеша, выходит молодой человек. В глаза бросается нелепый голубенький джинсовый костюмчик, и черные волосы, очень аккуратно уложенные в  причёску. Вид у юноши настолько мирный, что я на секунду расслабляюсь. Но только на секунду. Торчащая из-за пояса рукоятка пистолета, вновь повергает меня в ступор. Мельком отмечаю про себя то,  что профессионалы так оружие не носят. Такие дурацкие манеры пришли из западных боевиков и говорят о том, что  джинсовый незнакомец, скорее всего, дилетант.

Однако, выдвинутый из открытого окна ствол автомата подтверждает самые худшие опасения.

В минуты страха, почему-то, мелкие и незначительные детали навек врезаются в память. В кошмарных снах  мне до сих пор снится этот ствол «калаша». Старый, местами вытертый до зеркального блеска металл. Обшарпанное дерево цевья, грязная рука с толстыми пальцами, сжимающая автомат. Обгрызенные короткие и  неровные ногти.  Помню, тогда подумалось: - « Неужели эти некрасивые руки могут прервать мою жизнь? Как  всё дико, нелепо и некрасиво…»

Между тем молодой человек уверенно открыл  дверь нашей машины и вежливо предложил выйти. У Женьки, попытавшегося возразить, с неожиданной силой вырвал из рук его драгоценный кофр с видеокамерой и швырнул на дорогу. Взвизгнув, как ужаленный, мой оператор метнулся  следом за ним, но ловким ударом ноги был сбит на землю. Без команды подняв руки вверх, я неловко выполз из машины. Жуткий ствол акаэма следил за моими телодвижениями  внимательным и страшным черным зрачком.

В глубине души была надежда на то, что автомат не выстрелит прямо сейчас, но почему-то беспокоила мысль о том, какая будет боль, когда пули вонзятся в меня. Казалось, что если очередь попадет в грудь,  то будет менее больно, чем в голову. Кроме того, мне приходилось видеть трупы с простреленными головами и я не хотел представлять из себя такое отвратительное зрелище…

Кто-то неизвестный неслышно подошёл сзади и, приказав не оглядываться, с силой завел мои руки за спину, ловко замотав их чем-то крепким и липким. По характерному звуку отлипающей ленты я догадался, что это был скотч. Плечам сразу стало больно и неловко. Пиджак зачем-то стянули с плеч и он болтался на уровне пояса.

Мне, вдруг, стало стыдно: в машине, я, для того чтобы легче дышалось, незаметно расстегнул ремень и пояс брюк. Теперь застёжка-молния расползлась и они начали сползать вниз.  Опухший с похмелья, с  тяжёлым перегаром, в несвежей расстегнувшейся рубашке, с мятым и заляпанным во время вчерашней пьянки галстуком, в расстегнутых штанах я, вероятно, представлял жалкое зрелище… Почему-то мне меньше всего хотелось принять смерть в таком непрезентабельном виде.

Накинутый на голову и плечи мешок погрузил в темноту.  Стало душно.  Вдруг, неожиданно для себя я успокоился. Плотная мешковина уютно и по-домашнему пахло хлебом и карамелью. На ум пришло сравнение со страусом, у которого голова спрятана в песок, и я нашел в себе силы горько усмехнуться. Сейчас до меня дошло, зачем перед казнью одевают на осужденных мешки и повязки на глаза. Оказывается, тонкая ткань  отделяет тебя от ужасов внешнего мира и создаёт иллюзию спокойствия. Несомненно,  находясь в этом маленьком, душном и черном мирке, принадлежащем только тебе, встретить ужас смерти гораздо легче. За этот мешок  у меня в душе появилось что-то вроде благодарности к своим похитителям… 

Жёсткие руки почти бегом повели куда-то в сторону и, больно согнув голову, втолкнули в салон  неизвестной машины… Хлопнула дверца. Со связанными за спиной руками  полулежать на полу было больно и неловко. Я зашевелился, пытаясь устроиться поудобнее, но увесистый удар в голову заставил прекратить всякие движения.

Так… Если меня не убили сразу, то, значит, впереди плен. Я содрогнулся, вспомнив леденящие душу рассказы об отрезанных пальцах, о смрадных ямах для пленников, ужасающих пытках, и азиатской жестокости… Жуткие кадры многочисленных художественных и документальных фильмов про чеченскую войну ярко высветились у меня перед глазами в темноте мешка.  Вполне осязаемый и материальный страх, липкий от моего пота, как электрический ток, пронзил всё тело насквозь. Я почувствовал его мерзкий тошнотворный запах.  Захотелось громко, изо всех сил, истерично заорать: - «Нет!!! Неет!!! НЕЕЕТ!!!».
С огромным трудом подавив в себе это желание, попытался думать о чем-нибудь другом…

*  *  *

На ум ничего хорошего не приходило. Все мои мысли можно было сформировать в одну фразу: - «Блин, влип! Что теперь со мной будет?»

Ехали долго. Руки и плечи сильно затекли и  от этого страшно болели. При попытках изменить неудобную позу я получал неизменный полновесный удар по голове. Били чем-то вроде деревянной биты. Почему деревянной? Не знаю, мне так показалось…

Наконец машина остановилась. Хлопнули двери, послышались голоса на незнакомом гортанном языке.  Весь в напряжении я вслушивался в звуки чужой речи пытаясь услышать хоть какие-то знакомые слова. Увы, никакой информации.

Неожиданно меня грубо выволокли из машины и поставили на ноги. Куда-то ведут…
Чьи-то цепкие пальцы  больно держат за предплечье.  Идём очень долго, постоянно поворачивая во все стороны. Я уже давно потерял ощущение времени и пространства  и потому только слепо повиновался чужой воле.

Вот стали. Чем-то острым перерезали скотч сковывавший руки и они бессильно повисли вдоль тела. С блаженством я ощущал как кровь медленно начала поступать в задеревеневшие мышцы. Для счастья не так уж много надо. Оказывается, находиться просто связанным само по себе страшно мучительно. А это даже не пытки. Это цветочки… Что ещё ждёт впереди? От этих мыслей закололо в висках, и я впервые пожалел о том, что меня не застрелили сразу.

Получив лёгкий толчок  в спину, по инерции сделал несколько шагов вперёд и остановился. Сзади слегка хлопнула дверь и раздался металлический скрежет. Затем всё стихло. Осторожно стянув мешок с головы, в первую очередь подтянул и застегнул брюки, одел пиджак, а затем огляделся.

Вместо ожидаемой классической темницы с решетками, я находился в обычном дровяном сарае, почти полностью заполненном поленьями. Сквозь неплотные досчатые стены пробивался дневной свет.  Сил у меня осталось только на то чтобы прилечь на жёсткую поленницу и, не обращая внимания на острые углы, блаженно растянуться во весь рост. Навалившаяся смертельная усталость почти мгновенно превратилась в  крепкий сон…


Продолжение следует