14-летний Петя не был следопытом, ни разу не был в районном краеведческом музее и даже толком не знал, кто победил в Великой Отечественной Войне. Он был чёрным копателем. Точнее мечтал им быть. Дорога к мечте пролегала через тернии и заострённые прутья оград. Кладбищенский вертухай, упорно не замечавший его более удачливых сверстников, потрошивших могилы районного кладбища, завидев Петю, назойливо его преследовал, дуя в свисток и норовя запустить бедренной костью.
Алчущий славы и признания в глазах шпаны, Петя решил разрыть районный "Курган Славы", запечатанный в 1967 году тяжёлой гранитной плитой, с надписью, завещавшей вскрыть содержимое кургана в 2017 году, на годовщину революции. Но бомжи, тусившие по ночам в окрестностях кургана, не давали возможности скрытно работать, а однажды поймали и... тот случай Пётр предпочитал не вспоминать...

Отчаявшийся чёрный следопыт приступил к раскопкам по ночам в развалинах разрушенного костёла недалеко от польской границы, в надежде раскопать горшочек с монетами или хотя бы пару икон. На исходе 2 месяцев упорного бурения, под грудой битых кирпичей Петя наткнулся на квадратный колодец с обрушившимися деревянными стенами и цементной крошкой.
Месяц ушёл на разборку завала, и вот, в одну лунную ночь наступил момент истины: внизу зазиял манящий сокровищами люк...

Из колодца на Петю пахнуло невыразимо-омерзительной вонью... Мальчику перехватило дыхание, он поскользнулся, цепляясь за шуршащий гравий, рухнул вниз и сломал себе шею...
Перед смертью он видел, как его обступили страшные, с кудлатыми бровями, бородами и горящими глазами создания в жутких лохмотьях, которые протягивали к нему когтистые руки и щерили зловонные гнилозубые рты...

***

Жарким июлем 44-го года советские войска, освободив западную Беларусь, двинулись дальше на запад, брать Рейхстаг. Для отлова разбежавшихся по лесам гитлеровцев в городке разместили взвод, в задачи которого входило прочёсывание окрестностей и наведение порядка.
В то время как основная часть подразделения, истекая слюной, разбрелась по окрестным сёлам с целью братского мародёрства, комвзвода лейтенант Черных, матёрый пропахший порохом сержант Афонько и шестеро бойцов, ныкаясь в тень, бродили по руинам райцентра и отстреливали бродячих псов и лис, жадно прихлёбывая из фляжек. Жара усугубляла жажду, клонило в сон.
Бойцы, изнывая под тяжестью вещмешков, шинелей, сапёрных лопаток, про себя материли нескладно вышагивающего на длинных ногах-ходулях Черных, а коренастый сержант Афонько хмурился в косматые, продублённые махоркой усы и досадно сплёвывал в пыль.
Вечерело. Восемь измождённых фигур вышли на окраину города к руинам польского костёла.
- Странно... это место означено красным крестом, но кроме развалин и грязи - ничего... - пялился в трофейную карту Черных, надвинув лупоглазые очки на нос.

Получив приказ "отбой", отупевшие от зноя бойцы, расбросав шинели на битом кирпиче, вырубились, храпя пересохшими ртами.
Трижды контуженный сержант Афонько, не спавший с 42-го года, скрутил "козью ножку" и флегматично втянул раздирающий альвеолы дым, когда рядом с его собственной задницей зашевелилась земля...

В приподнявшийся люк высунулась бритая харя в каске.
- Хенде хох, сцука, - гаркнул Афонько в бритую харю, обдав её жостким махорочно-чесночным шмоном... Винтовочный штык, уткнувшийся в кадык, не оставил немецкому капралу Шмульке никаких шансов.
Спустившимся в лаз бойцам предстало весьма аппетитное зрелище. В захваченном фашыстском складе оказалось: тысячи банок тушонки, пива, сигарет, сотни единиц оружия и трое гитлеровцев, охранявшие данный стратегический объект.

***

Пиршество и издевательства над пленёнными гансами продолжалось до глубокой ночи...
К утру лейтенант Черных, уставший от упражнений в ломаном немецком, сладко уснул. Бойцы дудонили бир с маринованными сосисками, а сержант Афонько, покончив с полировкой своего новенького трофейного "Вальтера" куском шинели, переключился на мощный "Фауспатрон".
- Вот жеж фрыцы, итить... и где тут у етой загогулины курок присобачен?!
Руки, изнурённые 3-мя годами бессонницы изрядно штормило, а пальцы привыкшие к "ПэПэШа" и коряво шарившие по стволу, не слушались, цепляясь за выступы импортного дивайса...
- О! Герр-официр, ихь вилль хельфен, биттэ!
- Что ты там песдишь ещо, немчура йобаная, - злобно отвернулся Афонько к подавшему голос связанному капралу Шмульке. - Хули, наш солдат дурней вашего штоль?
...щёлк!
Снаряд из "загогулины", опрокинув несколько стеллажей с немецкой халявой с шипением вонзился в стенку, где сидело двое связанных и кляпированных немца и боец Петрикин с выпученными глазами и половиной сосиски в трахее...
...шшш
Долбануло так, что в бункере шыроко треснул потолок, с которого в распахнутые глаза бойцов посыпался гравий...
От взрыва стена с размазанными по ней тремя организмами осыпалась, потянув за собой рухнувшие опоры наружного люка...

***

Таща за собой тяжёлый вонючий шлейф дерьма и немытости, вооружённая труппа поковыляла в направлении огней ночного города. Впереди, раскидывая сухие ходули шлёпал лейтенант Черных, сжимавший в руке трофейный мобильник "Siemens".
Панорама разросшегося города поразила сержанта Афонько, привыкшего за 60 лет к замкнутому контуру, а ноздри жадно втягивали запах автомобильных выхлопов:
- Ишь понастроили фрицы поганые!
Взоры шести ископаемых существ привлекли высокие трубы, расположенного в трёхстах метрах отработавшего свой век комбикормового завода, и в побитых молью и вшами головах созрел план диверсии...
Разбитые фонари, кучи говна, битого стекла, заваленная хламом территория, а также огромная надпись "ХУЙ" на щербатом бетонном заборе не вызвали подозрений у подслеповатых диверсантов. Усадив в куст чертополоха капрала Шмульке, который последние 25 лет пребывал в глубоком альцгеймере, но для страховки был всё таки связан, пятеро бойцов передёрнули трясущимися руками затворы винтовок и на артритных ногах двинулись вперёд.
Поднимая клубы комбикормовой муки, обтянутые кожей и лохмотьями, скелеты с винтовками вошли в здание.
Стая отожравшихся пятикилограммовых крыс, способных за минуту обглодать живого быка, почуяв одуряющую вонь, и увидав раскачивающиеся в лунном свете жуткие создания, припустила по норам коллективным галопом, подняв тучи муки.
Спавшие в прохудившихся гигантских цистернах жырные вороны также подорвались вон, громко каркая и вколыхнув мучные облака.
Мука заполнила всё.
Вопящие вороны слепо митусились, превращая здание завода в подобие миксера, пока одна из них с размаху не наебнулась клювом в сухую костлявую задницу сержанта Афонько, секундой позже нажавшего курок...
Мука сдетонировала с силой 200 децибелл.
Вороны и крысы сгорели заживо вместе с ошмётками разлетевшихся стариков, взрывная волна повырывала куски стен, а раскрывшаяся бутоном крыша выплеснула в небо гигантский гриб пламени.
В безумных глазах трясущего нижней губой капрала Шмульке, со вспыхнувшими от жара длинными седыми волосьями и обрывками немецкой формы весело плясали языки пламени, пожиравшие руины завода.
С трудом освободившись от изъеденных молью верёвок, капрал 4-й пехотной дивизии Вермахта Франц Шмульке, скрипя суставами, подобрался, встал и шатаясь побрёл прочь...

***

Пригород начинался с грязных задворок, по которым бродили свиньи вперемешку с гусями, остовы проржавевших автомобилей обросли чертополохом и лопухами, всюду грязь и кучи говна - всё это никак не обнадёживало Шмульке. Далее среди деревянных домишек петляла просёлочная дорога, разбитая в хлам совхозными тракторами.
Возле одной из хибар стоял припаркованный автомобиль с 3-хлучевой звездой на капоте... Мерседес.

"Всё. Это конец. Свобода. Долгие годы, проведённые в аду, закончились. Больше не нужно притворяться овощем, терпя издевательства, побои и бесконечные изматывающие допросы. Вот оно, счастье - глоток свежего воздуха. И теперь, когда железный немецкий порядок установлен, можно вернуться домой и умереть на руках благодарных внуков..." - от радости заскрипели мысли в усохшем мозгу. 

В доме послышался дребезг посуды и знакомые Шмульке по плену ужасные словосочетания, а затем оттуда выбежал взъерошенный мальчик лет десяти.
-  Гутен таг, кляйне юнге, - попытался наладить контакт Шмульке...
Парнишка, увидав навигающееся, скалящее беззубый рот, обгорелое чудовище, выхватил увесистую рогатку, зарядил в неё булыжник, натянул и прицелился в голову Шмульке...
- О майн гот, найн, ихь вилль нур цу фраген! - воздел руки старый Франц.
Мощно выпущенный камень с влажным звуком прошил дряхлый череп старика, разнеся его на куски, как большую гнилую свёклу.
- Гитлер капут блядь факъю сак май дик! - злобно выпалил мальчик, разом опустошив весь свой иностранный лексикон.

Грязное вонючее небо плыло на запад.
Горела весенняя сухая трава,
обильно сдобренная
вывезенным за зиму
мусором...