Каким ветром заносит нашего человека на чужбину? Чего ему, сердешному, не сидится под развесистой? Чем готов он рискнуть в силу природной бесшабашности? Поди разберись. Похоже, идёт он в дальние дали исключительно с одной целью. Поразить весь мир. Широтой и незатейливостью души. Неописуемой грандиозностью Поступка. А как учудит что, так и сам в недоумении чешет потолыцу.

Вот, Вам, любезные, правдивая история о соотечественнике в старинных голландских интерьерах.

Подвизался Саша в Амстердаме по художественной части. Что он там писал – рисовал мне не ведомо. Но на жизнь, похоже, хватало. И на «всякое такое» чуток оставалось. Облюбовал он гадюшник один неподалёку от квартирки и проводил там тихие зимние вечера. Сильно не упивался. Его Величеству Каннабису вульгарному дань почтения отдавал не чаще раза в неделю. Вёл себя тихо и чинно.

Вот и не понятно, почему в головах завсегдатаев заведения сложилось мнение о Саше, как о законченном укурке. О торчке, так сказать, с большой буквы. Скорее всего, в замешательство приводила та самая безуминка в глазах, что присуща Таланту. Ну и, само собой разумеется, тот факт, что херр был «немношко рюсски». А эти «рюсски» все, как один много-много «дункопфф». Долбанутые на всю бошку, то есть.

Сашу мнение соотечественников Гогена по теме психического здоровья россиян ни мало не заботило. Главное, что его драгоценный покой не расшатывали ни пидоры, ни прочие цветы голландской действительности.

И вот, как - то вечером, после небольшой оживлённой беседы с барменом, к нему подсеменил коллектив филиппинцев. Туристы, мать их. Штук шесть. Натурально выказывают всем своим существом безмерную степень уважения к факту Сашиного существования. Сбивчиво лопочут. Нервничают. Слова «сенсей» и «гуру» произносят. Глазки благоговейно закатывают.

- Вотс мэтэ?- молвит им Саша на чистом русском. Ну, или что – то близкое к «идите в жопу». А филипки не унимаются, бьют поклоны с упорством строительной сваезабивалки.  В конце концов, выбрав положенный лимит респектов, их художественный руководитель протягивает ладошку. На ней цветок. Нормальный такой, с ноготь.

Недомерки втолковывают, мол, купили они его по – случаю, за какие – то скотские деньги. Типа, копили год, чуть ли не всей филиппинской деревней. Решили употребить его культурно коллективом. Только, саму методу наркотизации, узнать у дилера не удосужились. Что с них взять, жывотные!

В баре все в один голос указали на Сашу, как на конченого. Проникся Саша своей исключительностью. Достаёт беломорину. Разминает цветок. Забивает. И гладя в раскосое многоглазие, как в амбразуры фашистских танков, в один вдох выкуривает годовой бюджет сельскохозяйственного района. Народец натурально инсценирует «детский крик на лужайке».

Били в тот вечер Сашу или нет – история умалчивает. Сам он встретил рассвет стоя уголком у собственной двери, прижимаясь к замочной скважине губами и жадно втягивая воздух пыльной холостяцкой квартирки. Вокруг был безвоздушный космос.

Отпустило на четвёртый день. Саша с тех пор не курит. Единственное с чего его теперь прёт, так это исключительно от свежего воздуха.